Сексуальные неврозы наших родителей - [7]
МАТЬ. (подходит к Доре, принюхивается) Ты прав — борделем.
ОТЕЦ. Ну, я ж говорю.
МАТЬ. (принюхиваясь дальше) Это не мои духи. Слишком затхлый, даже прогорклый запах. Я такими никогда не пользуюсь.
ОТЕЦ. Но если это не от тебя, тогда от кого же?
13. Овощной лоток. Момент серьезный, клиентов нет
МАТЬ ШЕФА. Совершенно естественно, если молодая девушка душится. Я это делала уже в пятнадцать лет. А что тут плохого? Только потому, что Дора такая, какая она есть, ей нельзя? Она что, должна пахнуть, как идиотка? Ее мать — современная женщина. Во всяком случае, она это утверждает. А тут вдруг косность проявила.
ШЕФ. Она просто хотела знать, откуда у Доры духи. Беспокоится вот и все.
МАТЬ ШЕФА. Откуда, откуда! — Достаточно молодых людей, знающих, что подарить молодой женщине.
ШЕФ. Дора — не молодая женщина.
МАТЬ ШЕФА. (Доре) Не слушай. Мне тоже хотели это запретить, когда молодой была. До полусмерти меня отец избил. А мне все равно было. «Лучше синяк под глазом, чем не надушенной быть», — это я тогда уже говорила. Не дай, детка, морочить тебе голову. Господу на небе угодно, чтоб мы украшали себя. Тот, кто себя украшает, восхваляет Его и его творение.
ШЕФ. Мама, прошу тебя, скажи: это ты ей дала или нет? Если у нее это от кого-то еще, у меня будут проблемы. Потому что не уследил. А обещал следить. Ты знаешь, что произошло, Ну, с типом с этим. И тогда она отнимет у меня Дору. А кто потом станет продавать мой товар? Уж не ты ли?
МАТЬ ШЕФА. А ей, между прочим, совсем не повредит, если она увидит в жизни еще что-нибудь, кроме твоих овощей.
ШЕФ. А что в моих овощах плохого?
МАТЬ ШЕФА. В любом случае, это духи высшего класса. Клиентам нравится. Можешь предать ей это. Юная дама демонстрирует тем самым вкус, которого не хватает ее мамаше.
ШЕФ. По мне, так пусть ребенок пахнет. А до клиентов мне и дела нет. Не нужны мне здесь никакие шуры-муры. Я что, королеву красоты нанял? Дора должна овощи продавать. А об остальном я позабочусь.
14. Дома. Матери нет
ОТЕЦ. Детка, как ты выглядишь?
ДОРА. Несколько потасканно.
ОТЕЦ. Ты уже неделю не мылась?
ДОРА. Ага.
ОТЕЦ. Раньше ты так любила ванну принимать. Горячую, и чтобы пены много было. Помнишь?
ДОРА. Конечно.
ОТЕЦ. Это всегда был лучший момент на неделе.
ДОРА. Не надо оглядываться назад, папа.
ОТЕЦ. Люди перестанут тебя любить.
ДОРА. Главное, что ты меня любишь. Ты ведь любишь меня, да?
ОТЕЦ. Ты — моя дочка.
ДОРА. Я тебе нравлюсь?
ОТЕЦ. Что за вопрос?
ДОРА. Ты еще никогда не говорил, нравлюсь ли я тебе.
ОТЕЦ. Ты — красивенькая девочка.
ДОРА. А ты — красивый мальчик.
15. В гостиничном номере. Время забывается, мгновения текут, а человек — в изнеможении
У. Г. Чего ты уставилась? Не пялься. Или скажи хотя бы что-нибудь. А то пугает это твое молчание, после, хотя до того ты набрасываешься, как дьявол. Если с тобой не осторожничать, ничего от человека не останется.
ДОРА. Я что-то сделала не так?
У. Г. Напротив. В том то все и дело. Я только спрашиваю себя, кто тебе это все показал.
ДОРА. Ты.
У. Г. Я?
ДОРА. Я только делаю то, что делаешь ты.
У. Г. Ладно-ладно, довольно болтать. Теперь — иди.
ДОРА. Нет.
У. Г. Пойдешь, я сказал. У меня еще дела есть.
ДОРА. Я останусь.
У. Г. Ты что, оглохла? И родители твои, наверняка, волнуются.
ДОРА. Мне надо быть дома, только когда стемнеет. А сейчас еще светло.
У. Г. И что ты им сказала, если они тебя в воскресенье отпустили.
ДОРА. Что иду к своему другу.
У. Г. А вместо этого пробираешься ко мне. Маленькая лгунья.
ДОРА. Я не лгала.
У. Г. Ты, значит, считаешь, что я твой друг.
ДОРА. А ты не хочешь? Ты только скажи.
У. Г. А сколько таких друзей у тебя уже было?
ДОРА. Нисколько.
У. Г. Я, значит, твой первый мужчина, да?
ДОРА. (кивает)
У. Г. Ой, прямо слеза прошибает.
ДОРА. Почему?
У. Г. Ты обманываешь меня.
ДОРА. Я — не обманываю.
У. Г. У тебя, действительно, никогда никого не было? Это правда? И ты мне это даришь. Девочка. Мне. А я так груб с тобой, мой ангелочек. Творю только непотребное и к тебе отношусь плохо.
ДОРА. Ты не относишься ко мне плохо.
У. Г. Нет-нет, плохо. Я вообще не заслужил тебя. Такую нежную, как ты. Этого мне еще никто не дарил.
ДОРА. Значит, у тебя тоже в первый раз?
У. Г. У меня в первый раз был кто-то, для кого это был первый раз. До сих пор, знаешь ли, были только старые потасканные бабы. И шлюхи.
ДОРА. Что такое шлюхи?
У. Г. Этим женщинам за это дают деньги.
ДОРА. А ты тоже даешь?
У. Г. Слишком много, Дора, слишком много.
ДОРА. Дай мне тоже денег.
У. Г. За что?
ДОРА. За это.
У. Г. Ты не понимаешь, Дора. Пойди-ка сюда. Ты не шлюха. Нет, детка, ты — нечто особенное. Ты — ангел. Это небо послало тебя. Ты будешь моей спасительницей. Детка. Я изменюсь. С этого момента я буду добр с тобой. Обещаю. Я покажу тебе то, что еще никогда не открывал другим. Какой я на самом деле. Тут — чувствуешь? — тут вот, это я. И это ты сделала со мной. Я не прогоню тебя. Я больше никогда не прогоню тебя. Я же не сумасшедший. Не стану же я прогонять ангела.
16. У врача. В ночь похолодало
ВРАЧ. Дора беременна.
МАТЬ. Не может быть.
ВРАЧ. Да.
МАТЬ. Никогда.
ВРАЧ. Отнюдь.
В антологии представлены современные швейцарские авторы, пишущие на немецком, французском, итальянском и ретороманском языках, а также диалектах. Темы пьес, равно актуальные в России и Швейцарии, чрезвычайно разнообразны: от перипетий детско-юношеского футбола («Бей-беги») до всемирного экономического кризиса («Конец денег») и вечных вопросов веры и доверия («Автобус»). Различны и жанры: от документального театра («Неофобия») до пьес, действие которых происходит в виртуальном пространстве («Йоко-ни»).
Брат главного героя кончает с собой. Размышляя о причинах случившегося, оставшийся жить пытается понять этот выбор, характер и жизнь брата, пытаясь найти, среди прочего, разгадку тайны в его скаутском имени — Коала, что уводит повествование во времена колонизации Австралии, к истории отношений человека и зверя.
Молодой швейцарец Давид Холь приезжает в африканскую страну Руанду, чтобы вместе со своими соотечественниками помочь местным жителям строить школы, больницы, прокладывать дороги, разводить леса, словом, сделать их жизнь более цивилизованной. В скором времени между ним и молодой африканкой Агатой возникает пылкий роман. В апреле 1994 года в Руанде обостряется вражда между жителями страны. Одна народность начинает истреблять другую. Коллеги Холя спешат покинуть страну. В кромешном аду, который длится сто дней, Давид остается один…
Тема этого романа выход за рамки разлинованного мира. Мужчина идёт вслед незнакомой девушке, и с этого момента его поведение становится необъяснимым для трезвого взгляда со стороны. Он идёт по городу за девушкой, понимая, что уже одним этим совершает «преступление против личности». «Даже если женщина не замечала преследования, оно оставалось предосудительным, навязчивым, Филип должен был как можно скорее при первой возможности дать ей знать о себе». В пылу преследования он не забирает своего ребёнка у няни-надомницы, он едет на электричке без билета и попадается контролёру, он готов дать контролёру в морду, но выскакивает на ходу из вагона, теряя при этом ботинок.