Сексуальные неврозы наших родителей - [11]

Шрифт
Интервал

ВРАЧ. Просто она это все увидела.

МАТЬ. Она вынюхивала все, вот и получила.

ВРАЧ. Вашей дочери плохо.

МАТЬ. Вот уже три недели она не принимает лекарств.

30. Дома. Утро, у Дориной постели

Дора и мать

МАТЬ. Если будешь реветь, я уйду.

ДОРА. Окэй.

МАТЬ. Это у тебя от твоей распущенности.

ДОРА. Почему ты мне ничего не рассказывала?

МАТЬ. Что не рассказывала?

ДОРА. Что ты трахаешься.

МАТЬ. Потому что тебя это не касается.

ДОРА. За всю свою жизнь я не видела ничего более прекрасного. Ты выглядела, как настоящий ангел.

МАТЬ. Замолчи.

ДОРА. Я тоже хочу носить такую одежду, такую обувь и чулочки.

МАТЬ. Тебе это не пойдет.

ДОРА. У меня было такое удивительное чувство, когда я вас увидела, это было еще прекраснее, чем трахаться, и тогда мы тоже стали, прямо там, рядом, хотя мне надо было еще ждать десять дней. И теперь я должна умереть.

МАТЬ. Когда ты, наконец, закроешь свой глупый рот.

ДОРА. Но папа же тоже там был. Значит, в этом нет ничего плохого. И лицо у тебя было такое радостное.

МАТЬ. Ты ничего не понимаешь

ДОРА. Тогда объясни мне.

МАТЬ. Нет.

ДОРА. Пожалуйста.

МАТЬ. В другой раз, может быть.

ДОРА. Ты меня не любишь больше?

МАТЬ. Что это тебе взбрело в голову! Просто тебе не надо совать нос в вещи, которые тебя не касаются.

ДОРА. (смеется)

МАТЬ. Что тут смешного?

ДОРА. Смешно. «Совать нос в вещи…» (Пауза.) А теперь я умру. (Умолкает.)

МАТЬ. Не разыгрывай трагедию.

ДОРА. Прощай, мама, я люблю тебя.

МАТЬ. Прекрати это, Дора.

ДОРА. Конечно.

МАТЬ. Дора. (Молчание.) Брось эти глупости. Дора.

31. Дома. Одни. Спокойные, уединенные минуты и примиряющее ожидание

Мать и отец

МАТЬ. Что-то у меня все время не идут из головы эти фильмы о животных, когда показывают, как у животного даже с мельчайшим дефектом нет никакого шанса выжить. Лев наступает на колючку, не может охотиться — конец. А неудачно произведенный на свет помет на месте же пожирается матерью. Тут достаточно даже, если у малыша на лапе шесть пальцев. Потому что шестипалое существо не жизнеспособно. Мы люди — другие.

ОТЕЦ. Я не упрекаю тебя.

МАТЬ. А это еще придет. (Пауза.) Мне кажется, это я больна — не Дора. Я чувствую себя отравленной.

ОТЕЦ. Не понимаю.

МАТЬ. Ты никогда не был на службе в сельской церкви? Там часто видишь семьи с четырьмя-пятью детьми, и у всех в семье очки с толстенными стеклами: у отца, матери, у сыновей и дочерей. Спрашивается: почему спариваются именно эти люди, когда и у того и у другого одинаковый дефект зрения? Это же безответственно. (Пауза.) И почему спарились мы с тобой?

ОТЕЦ. Насколько мне известно, потому что любили друг друга.

МАТЬ. А, поэтому… Да нет, потому что мы кое-чего не увидели. Я просмотрела, что ты болен.

ОТЕЦ. Я абсолютно здоров.

МАТЬ. Есть в тебе все же что-то больное, иначе у тебя не было бы такой дочери.

ОТЕЦ. Отклонение от нормы не есть болезнь.

МАТЬ. Мы — уже отклонение о нормы, мой дорогой. Только не знали об этом. У нас плохие гены, из-за облучения и отравления окружающей среды, озоновой дыры, потому что родители наши были в близком родстве.

ОТЕЦ. Да наши родители не состоят ни в каком родстве.

МАТЬ. Никогда не знаешь этого точно. Если бы мы знали, насколько плохи наши гены, мы не стали бы спариваться.

ОТЕЦ. Тебе не стоит взваливать всю вину на себя.

МАТЬ. А я и не взваливаю.

ОТЕЦ. Отнюдь. Ты никогда не оставляешь ничего другому.

МАТЬ. А ты просто возьми себе сам.

ОТЕЦ. У нас были с ней чудесные минуты.

МАТЬ. Назови мне хотя бы одну секунду, когда ты не желал себе, чтобы у нас была здоровая, нормальная дочь.

ОТЕЦ. Я желал это дочери. Чтоб она здорова была.

МАТЬ. Ах, да прекрати ты эту чепуху, такого мы и представить себе не можем. Дора — здорова! Дора с румянцем и тонкой талией, с нормальным стулом, а не с запорами от этих проклятых лекарств. Дора с единым многогранным способом мышления. Дора, которая не орет беспрестанно или молчит целыми днями. Дора, которая хоть раз, хотя бы одну единственную минуту была бы абсолютно опрятной без пятен на груди. Этого ты себе не можешь представить. А если сможешь, то от Доры ничего не останется. Будь хотя бы раз в жизни честен.

ОТЕЦ. Больной ли здоровый — у каждого человека есть достоинство.

МАТЬ. Есть, должно бы быть, бы, бы… Если бы ты знал, когда я была беременна, какой будет ребенок, ты бы все равно захотел Дору? Скажи честно.

ОТЕЦ. Но мы тогда действительно этого не знали.

МАТЬ. А теперь знаем. (Пауза.) Поначалу я утешала себя тем, что мы с тобой переждем это, с Дорой. Потерпеть, довериться естеству, природе, она все приведет в соответствие. И тогда попробовать все еще раз. Но ребенок оказался крепкий, крепкий, как орех. Она цеплялась за свое существование, а потом мы стали вдруг немолодыми, а ребенок даже более жизнеспособным, чем мы. Занималась любовью направо налево, беременела. Думал ли ты когда-нибудь, что Дора может быть беременной? Я имею в виду чисто физически.

ОТЕЦ. (Не успевает ответить, потому как появляется Дора.)

ДОРА. Привет.

МАТЬ. Мы думали, они отпустят тебя из больницы только завтра.

ДОРА. А я крепкая, как орешек.

32. У врача. Начало новой недели, когда есть шанс начать все сначала

Дора, врач, мать

ДОРА. Сегодня я хочу вам кое-что сообщить. Мой друг сказал, что он согласен.


Еще от автора Лукас Бэрфус
Антология современной швейцарской драматургии

В антологии представлены современные швейцарские авторы, пишущие на немецком, французском, итальянском и ретороманском языках, а также диалектах. Темы пьес, равно актуальные в России и Швейцарии, чрезвычайно разнообразны: от перипетий детско-юношеского футбола («Бей-беги») до всемирного экономического кризиса («Конец денег») и вечных вопросов веры и доверия («Автобус»). Различны и жанры: от документального театра («Неофобия») до пьес, действие которых происходит в виртуальном пространстве («Йоко-ни»).


Коала

Брат главного героя кончает с собой. Размышляя о причинах случившегося, оставшийся жить пытается понять этот выбор, характер и жизнь брата, пытаясь найти, среди прочего, разгадку тайны в его скаутском имени — Коала, что уводит повествование во времена колонизации Австралии, к истории отношений человека и зверя.


Безбилетник

Тема этого романа выход за рамки разлинованного мира. Мужчина идёт вслед незнакомой девушке, и с этого момента его поведение становится необъяснимым для трезвого взгляда со стороны. Он идёт по городу за девушкой, понимая, что уже одним этим совершает «преступление против личности». «Даже если женщина не замечала преследования, оно оставалось предосудительным, навязчивым, Филип должен был как можно скорее при первой возможности дать ей знать о себе». В пылу преследования он не забирает своего ребёнка у няни-надомницы, он едет на электричке без билета и попадается контролёру, он готов дать контролёру в морду, но выскакивает на ходу из вагона, теряя при этом ботинок.


Сто дней

Молодой швейцарец Давид Холь приезжает в африканскую страну Руанду, чтобы вместе со своими соотечественниками помочь местным жителям строить школы, больницы, прокладывать дороги, разводить леса, словом, сделать их жизнь более цивилизованной. В скором времени между ним и молодой африканкой Агатой возникает пылкий роман. В апреле 1994 года в Руанде обостряется вражда между жителями страны. Одна народность начинает истреблять другую. Коллеги Холя спешат покинуть страну. В кромешном аду, который длится сто дней, Давид остается один…