Сексуальная жизнь наших предков - [87]

«И при этом многие женщины отправились на тот свет», – внезапно услышала я голос Армеллины. Она ворвалась в комнату, хотя её и не звали, и вытолкала отца за дверь. Или, может быть, это Гаддо ей велел. Не обращая внимания на других женщин, подошла к кровати. Я не знала, что делать, у меня больше не было сил даже смотреть, но вдруг почувствовала, как она касается меня, и ребёнок сразу же выскользнул наружу, словно живая рыба, когда пытаешься достать её из ведра руками. Это был мальчик.

Кухарка побежала за Гаддо, который ждал в саду. Он пришёл, и ему тут же сунули в руки вопящий свёрток. Я спросила: «Как ты хочешь его назвать?» – «Как тебе угодно». Решили, что назовём его Диего, в честь моего деда.

Армеллина сразу поднялась на чердак, к Танкреди: как только у меня начались схватки и я стала кричать, он забрался туда, бросился на старый матрас, зажав уши руками, и с тех пор ни разу не спустился пообедать с отцом, даже в своей постели не спал. «Экий чувствительный тип! – заметила повитуха. – Должно быть, что-то не так с его флорентийской головой. Это женщины обычно трусливы, мужчины же ничего не боятся: знают, что их никто не посмеет тронуть».

Я надеялась, что Гаддо на некоторое время оставит меня в покое. Но уже через девять дней после рождения первенца, в течение которых я спала одна, даже днём не покидая постели, всё началось снова. Ему нравится сосать моё молоко, хотя, к его разочарованию, в ближайшее время оно у меня кончится, потому что не прошло и месяца, как я снова забеременела, так что для Диего нам пришлось выписать из Ордале кормилицу.

Донора, 7 мая 1910 года

Диего растёт сильным и крепким. Я тайком попросила для него покровительства донны Химены. Когда у него режутся зубки и он кричит от боли, утешить его может только Танкреди. Он сажает Диего на шею и носит по комнатам. Тоска говорит, никогда не видела, чтобы мальчик его лет был так внимателен к младенцу. Армеллина, напротив, старается обходить ребёнка стороной: я ни разу не видела, чтобы она касалась моего сына. Даже когда Диего спит (а в это время все как один умиляются и шепчут, что он вылитый ангел), она не пытается его приласкать. Наверное, это должно меня радовать. Недавно я обнаружила, что этот бриллиант среди гувернанток никогда не ходит в церковь – даже к Святой мессе по воскресеньям. Мне об этом сообщили другие слуги. Я пожаловалась Гаддо, а тот стал её защищать. «Может, и меня туда загонишь?» – язвительно поинтересовался он. Но как можно сравнивать? Гаддо ведь мужчина, а мужчины благородного происхождения появляются в церкви только на свадьбах, похоронах и крещениях. Женщины – совсем другое дело. А тем более следует посещать церковь горничным и людям низшего сословия: как ещё они смогут усвоить и укрепиться в добродетели послушания?

Донора, 8 сентября 1910 года

Когда начались схватки моих вторых родов, я сразу же забыла неприязнь к Армеллине, выразив пожелание, чтобы она оставалась со мной и помогала мне так же, как в прошлый раз. Но при первых же моих криках Танкреди разволновался и попросил разрешения уйти, пока всё не закончится. Отец отправил его ночевать к тёте Эльвире, и Армеллина ушла вместе с ним. К счастью, Гарсия не такой большой, как Диего, поэтому родился быстро и без осложнений. Я так горжусь: два мальчика менее чем за год! Мой отец радуется так, словно это его дети. Мы записали их под двойной фамилией, Бертран-Феррелл.

Донора, 10 ноября 1910 года

Гарсия рос бледным и хрупким, часто плакал. Нам приходилось дважды менять кормилицу, потому что он отказывался от молока, потом весь покрылся сыпью, особенно на шее и на голове, исхудал и плакал всё тише. Родственницы, акушерка и даже врач насоветовали нам кучу лекарств, но в прошлый понедельник мы нашли в колыбели безжизненное тельце. Глаза были закрыты, как будто он спал. Гаддо приказал сфотографировать его, чтобы мы не забыли, как выглядел наш сын. Похоронили его в Ордале, рядом с моей матерью. Я очень переживаю за ​​Диего и вздрагиваю от страха каждый раз, как услышу, что он заплакал. Я снова беременна, но на этот раз вижу бесчисленные пугающие сны. Мне снится, что Гаддо уходит от меня, что он завёл себе другую семью. Снится, что он поднимается наверх и забирается в постель к Армеллине. Даже проснувшись, я по-прежнему ревную – к привязанности, которую мой муж питает к Танкреди, к его скорби по дочери и умершей жене. Думаю, по Гарсии он не пролил столько слез, как по Клоринде. Мой духовник говорит, что это совершенно нормально: ребёнок нескольких месяцев от роду не проявляет характера, у него даже ещё не до конца сформированы черты лица, а девочке, как-никак, было почти пятнадцать.

Донора, 4 апреля 1912 года

Через десять месяцев после смерти Гарсия родилась Санча, здоровая и крепкая, как Диего. Роды были настолько трудными, что мне пришлось оставаться в постели ещё целых пять недель, в течение которых доктор строго-настрого запретил Гаддо приходить ко мне.

Удивительно, но я вдруг поняла, что скучаю по его ласкам, даже тем, что казались мне совсем уж отвратительными. Я схожу с ума от мысли, что он может пойти искать удовольствий в другом месте. У меня не хватает смелости рассказать ему об этом, но я бы хотела, чтобы по вечерам он не так часто уходил из дома. Действительно ли он ходит в дворянское собрание, как уверяет меня? Может ли человек с такими привычками выдержать несколько недель воздержания? Но даже если он никуда не пойдёт, есть ведь ещё Армеллина, которая спит наверху. А внизу, возле кухни, есть младшая горничная, нахальная девчонка, которая под предлогом жары никогда не застёгивает сорочку.