Сексуальная жизнь наших предков - [34]

Наконец Дино Аликандиа соскочил со своего турника, приземлился, с грохотом опрокинув стул, и бесцеремонно схватил будущего шурина за лацкан льняного пиджака. Танкреди инстинктивно отступил на шаг, но тот держал его крепко.

– Ну-ка, скидывай эти тряпки, чемпион, давай посмотрим, на что ты способен! Я тебя вызываю! В ком есть хоть немного любви, не сможет отказаться, а? – и он начал расстёгивать воротник рубашки. – Давай! Что, стыдно? Недотрогу разыгрываешь, доктор? Дай нам поглядеть на твои бицепсы! –недолго думая, Дино ощупал их сквозь ткань, удивившись объёму и твёрдости: откуда ему было знать, что пару лет назад в Неаполе Танкреди начал брать уроки бокса.

Неожиданный удар пришёлся ему в правую челюсть и заставил потерять равновесие. Санча завизжала, а незадачливый жених рухнул навзничь – к счастью, прямо в колючий тисовый куст, чьи упругие ветви не дали парню упасть на землю.

– Хватит! Вам обоим должно быть стыдно, – ледяным тоном бросила донна Ада. Танкреди равнодушно отвернулся и налил себе кофе в чашку лиможского фарфора.

Рассказ Армеллины заканчивался красочным описанием того, как Дино Аликандиа, выбравшись из куста и прижав правую руку к уже начавшей опухать щеке, а левой крепко обняв Санчу, удивлённо, даже почти восхищённо произнёс:

– Черт возьми! Кто бы мог подумать, что у малыша доктора такой мощный джеб?

Армеллина вздохнула с облегчением. Но позже, выкладывая на кровать своего «мальчика» свежую ночную рубашку, самым серьёзным тоном заявила:

– В этот раз все кончилось хорошо. Но теперь нам действительно пора уезжать. И из Доноры, и из Италии.

11

Случай представился несколько месяцев спустя. После того, как в 1929 году от учителей начальной школы потребовали присягнуть на верность не только королю, но и режиму, если они не хотят лишиться работы, профессор Венециани понял, что скоро наступит и очередь всех прочих преподавателей, в том числе университетских. Он не желал становиться героем, а тем более мучеником. Его слава давно вышла за границы Италии. Во время конференции в Цюрихе профессор познакомился с директором клиники, предложившим ему работу, а теперь возобновил контакты, заодно поинтересовавшись, не найдётся ли места и для его лучшего ученика. Место нашлось. Они успели как раз вовремя: 28 августа 1931 года, когда положение о присяге распространилось на университетских профессоров, Венециани с семьёй и Танкреди Бертран с экономкой Армеллиной сошли с поезда на перрон цюрихского вокзала.

Танкреди и Армеллина не возвращались в Италию до 1946 года. А предусмотрительный профессор Венециани и вовсе перебрался в Соединённые Штаты за пару лет до того, как король Виктор Эммануил III под давлением Муссолини подписал «Закон о защите расы», вызвав тем самым исход итальянских евреев в великодушную и гостеприимную Швейцарию и затруднив жизнь эмигрантам предыдущей волны.

Все шестнадцать лет отсутствия пасынка донна Ада засучив рукава трудилась на благо семьи Бертран-Феррелл. Ей помогал Диего, который, приняв на себя заботы о доставшейся от отца лесопромышленной компании, старался не сотрудничать с режимом, но и в конфликт с фашистскими властями не вступал. Он пользовался всеобщим уважением, хотя больше не за свои личные заслуги, а из-за унаследованных богатств и голубой крови Ферреллов. Немало способствовал процветанию компании и управляющий Гаэтано Арреста, в прошлом воспитанник донны Ады, при поддержке которой ему, несмотря на скромное происхождение, удалось закончить экономический факультет в Альбесе, столице провинции, расположенной километрах в тридцати от Доноры.

По мере того, как её дочери выходили замуж, донна Ада, согласно завещанию их отца, отписывала каждой в приданое по маленькой вилле. Диего женился последним и, несмотря на уговоры матери поселиться вместе с женой на «Вилле Гранде», предпочёл купить квартиру в новом районе города: уж очень его жене не хотелось жить со свекровью. Несмотря на всю свою молодость, Маддалена Пратези привыкла к полной независимости. Обоих родителей она потеряла в пятилетнем возрасте во время эпидемии испанки, а братьев, дядюшек-тётушек, кузенов и прочих родственников не имела, если не считать престарелых бабушки с дедушкой, которые её и воспитывали, так что к двадцати одному году, получив скромное наследство, была вольна строить жизнь по собственному разумению.

«И потом, – часто повторял Диего, – "Вилла Гранде" не наша, она принадлежит Танкреди. Когда он вернётся, мама, тебе придётся её отдать».

Со временем родились внуки, как мальчики, так и девочки: трое у Санчи с Дино Аликандиа, один у Консуэло, одна, Лауретта, у Инес, и ещё одна, наша Ада, у Диего с Маддаленой. Потом наступили тяжёлые военные годы, омрачённые гибелью на фронте мужа Консуэло, Джорджо Артузи, и завершившиеся внезапным перемирием, когда донна Ада, до тех пор убеждённая монархистка, была столь разочарована бегством короля, что совсем потеряла доверие и уважение к савойскому дому.

На «Вилле Гранде» благодаря усилиям Гаэтано Арреста, чувствовавшего себя на чёрном рынке как рыба в воде и обеспечивавшего свою былую благодетельницу всем необходимым, от голода не страдали. Сестры Диего, как и их отец, управляющего презирали, считая человеком подозрительным и вульгарным, а встречая, едва удостаивали взгляда и никогда не принимали у себя дома. Впрочем, благодаря своей деловой хватке Арреста сразу после окончания университета смог удачно жениться: его супруга, принадлежавшая к одному из самых зажиточных семейств Доноры, была до фанатизма религиозна, прекрасно образованна и весьма заботилась о собственной репутации. Своих четырёх дочерей она воспитывала даже в большей строгости, чем донна Ада.