Сексуальная жизнь наших предков - [33]

Через год после основания Национальной организации «Балилла» леди Аду Бертран-Феррелл вызвали в школу с требованием объяснить, почему её дети не посещают собраний и не носят форму: Диего – «авангардиста», а девочки – «маленьких итальянок».

Донна Ада никуда не пошла. Поползли слухи, что виновником этого пассивного протеста был не кто иной, как её пасынок. Поэтому как-то летней ночью молодой доктор Бертран, возвращавшийся с дружеского ужина, обнаружил, что у ворот его ждут три чернорубашечника с дубинками и кастетами, которые взяли его в кольцо и принялись избивать. К счастью, Армеллина, не ложившаяся в ожидании своего Танкреди, услышав шум, распахнула ворота и закричала, что спустит на нападавших собак. Те сбежали. Танкреди отделался двумя треснувшими рёбрами, гематомой на лбу и разодранным выходным костюмом, который надел на ужин. В больницу за помощью он, конечно, не обращался, несмотря на настояния мачехи. А Армеллина, поначалу такая смелая, ещё долго дрожала от страха. «Совсем потеряла голову, курица глупая, – рассказывала донна Ада внукам. – Можно подумать, худшее во всём этом деле – драный костюм. Будто Танкреди, с его-то деньгами, унаследованными от матери и от моего мужа, не мог тотчас же заказать сто или даже тысячу таких же!»

9

Наутро донна Ада позвонила одному из своих многочисленных дядюшек, высокопоставленному партийному функционеру Раймондо Ферреллу.

– Сделай так, чтобы это не повторилось, – приказала она. – И не смей говорить, как кое-кто из твоих коллег, что дело в женщине.

– Нет, мне кажется, дело в том, что твои дети не состоят в «Балилле».

– Я имею полное право не рядить детей в клоунов и не посылать их на эти абсурдные сборища! Тебе самому не смешно? Твой отец, небось, в гробу бы перевернулся! Уж он-то был человеком благородным!

– А я что же, по-твоему, недостаточно благороден, Ада?

– Поглядись-ка в зеркало, когда наденешь мундир, дядя, и ответь сам.

– Ну и характер у этой девчонки! – возмущённо, но с внутренней гордостью разорялся потом Раймондо Феррелл за семейным столом.

– Оставил бы ты в покое и её, и детей! – ворчала жена. – Бедняжка – вдова, да ещё такая молодая. Ей бы снова выйти замуж... Как только она со всем этим управляется?

Раймондо Феррелл был человеком могущественным, и его заступничество оградило Танкреди от дальнейших разборок с чернорубашечниками. Но теперь, стоило молодому врачу появиться в городе, обитатели «Виллы Гранде» не могли спать спокойно. А уж как там Танкреди жил в Неаполе, никто не знал.

Многие друзья и дети друзей старого Гаддо Бертрана уехали за границу. Армеллина настаивала, чтобы её «мальчик» тоже эмигрировал.

– В деньгах у тебя недостатка нет, – вздыхала она. – Не понимаю, зачем оставаться в стране, где заправляют буйнопомешанные.

– Ты права. Но такое безумие не может длиться долго, – отвечал Танкреди.

10

Донна Ада волновалась: Санча, которой скоро исполнялось девятнадцать, закрутила роман с Дино Аликандиа, а тот не только происходил из семьи разбогатевшего лавочника, но и активно поддерживал фашистский режим, сделавший его муниципальным чиновником. Санча была от него без ума и яростно оспаривала материнскую авторитарность: «Даже если ты мне запретишь, дождусь двадцати одного года и смогу делать всё, что захочу».

Дино Аликандиа участвовал во всех спортивных состязаниях и, что куда сильнее беспокоило его будущую тёщу, не упускал возможности показаться в трико, а то и вовсе с голым торсом, демонстрируя мышцы, которым позавидовал бы любой римский гладиатор. «Будто каменщик или какой другой работяга! Ужасная пошлость», – вспоминала донна Ада, чьё возмущение ничуть не улеглось после стольких лет.

Главная опасность заключалась в том, что Санча могла тайком продолжить эти отношения и, дав волю своей нетерпеливой натуре, забеременеть, втянув в разгоревшийся скандал младших сестёр, которым потом непросто было бы найти удачную партию. Поэтому донне Аде пришлось сделать хорошую мину при плохой игре и каждое воскресенье приглашать того, кого она в душе звала «варваром», обедать на «Виллу Гранде» в качестве официального жениха.

Армеллина частенько вспоминала тот летний день 1930 года, когда они с Танкреди приехали в Донору. После обеда всё семейство, как обычно, переместилось в сад, чтобы выпить кофе в увитой зеленью беседке, округлую крышу которой поддерживали горизонтальные стальные балки, что вдохновило жениха Санчи на гимнастические упражнения. Не в силах поверить происходящему и содрогаясь от брезгливости, будущая тёща увидела, как он снял пиджак и рубашку, вскинул вверх руки, продемонстрировав волосатые подмышки, высоко подпрыгнул и повис под куполом беседки, нимало не заботясь о том, что изрядно помял куст жимолости, обвившийся вокруг решётки.

Раскачавшись, он задрал ноги, согнув их под прямым углом, перехватился, развернулся на полный оборот и, быстро перебирая руками, перебрался (совсем как обезьяна!) на другой конец беседки, чуть не задев мысками туфель кофейник, который Армеллина только что поставила на вышитую скатерть из розового батиста. Санча и Инес восторженно захлопали в ладоши, Консуэло обеспокоенно взглянула на мать, так поджавшую губы, что те превратились в тонкую ниточку, а Танкреди смущённо уставился на серебряную миску в центре стола, в округлых боках которой, пересечённых гнутыми рёбрами, отражался искажённый контур его лица.