Секс, магия и психоделия - [56]

Интерлюдия. Избранный наркотик история Билла

Я был бы куда более счастлив, если бы мои дети-подростки, не нарушая закон, могли бы курить марихуану, когда им вздумается, а не вставали на путь никотиновой и алкогольной зависимости подобно представителям старшего поколения.

— доктор-англичанин, цитата из книги «Наркотики: Медицинские, психологические и социальные факты» (Drugs: Medical, Psychological and Social Facts) авторства Питера Лори

Билл постоянно говорил «свинья», но он не был леваком. И когда он это произносил, он не имел в виду «полицейский». «Свинья» — это было его прелестное прозвище для женщин.

Я познакомился с Биллом во время одного из неудачных периодов моей жизни, когда я вкалывал на Мэд-Авеню, прилагая свой талант к написанию того, что я называл «популярной поэзией» — это эвфемизм, заменяющий «написание рекламных объявлений». Билл творил в этой странной области литературы уже несколько лет и мастерски управлялся с её специфическими дописьменными размерами. («Это новый «Клякс». Он другой. Улучшенный. Вам необходим новый «Клякс». Необходим прямо сейчас 1») «Тут ничего сложного нет, — говорил мне он, — так выглядели бы стихи Гертруды Стайн без чувства юмора».

Билл был исправившимся идеалистом, согласно его собственному описанию. И, естественно, как бывший алкоголик не может не покритиковать того, кто ещё выпивает, Билл постоянно критиковал любое проявление человеколюбия или гуманизма, которое попадало в его поле зрения. «Хорошие дела не остаются безнаказанными», — предупреждал он. «Люди омерзительны. И это правда, парень. Не рискуй ради них. Заботься о Номере Первом».

Как и многие люди с подобным складом ума, Билл выпивал. Поскольку он был нью-йоркцем и вроде как интеллектуалом, вокруг этого сложился ритуал: Он пил только коктейли мартини, смешанные в точности по его стандарту, и больше всего он любил докапываться до барменов, которые по недосмотру предлагали ему то, что он негодующе называл «бабьим мартини». Он с грустью вопрошал: похож ли он на старушонку из Нью-Рошель, или — не подкупила ли бармена компания-производитель вермута, или (ещё более драматичным тоном) — не попал ли он в особняк Борджиа. Иногда он даже хватался за горло и притворялся отравленным. Всё это делалось в манере великого комика Уильяма Филдса, но Билл был абсолютно серьёзен. Если мартини не становились лучше, он переносил внимание на другой бар.

Он был холостяком и больше всего на свете презирал Движение за Освобождение Женщин. «Мозгоёбки», — изящно называл он их. «Когда женщина вешает замок себе на пизду, — объяснял он, — весь подавленный секс лезет ей наверх в голову и раэъёбывает мозг. Как будто в черепушку кончают. Не могут думать трезво, пока при оргазме немного кончи не вытечет. Вот в чём проблема этих свиней». Когда он распостранялся на эту тему, казалось, будто он семь раз разводился и платил самые огромные алименты за всю историю бракоразводных процессов.

На других женщин, не состоявших в Движении, Билл тоже яда не щадил. Они всё равно были свиньями. «Женщина, — пускался он в объяснения, когда представлялся малейший повод, — это естественный паразит. Это заложено в их природе. У них есть такой радарчик, который чувствует деньги и свидетельства о браке, а больше им ничего от тебя не нужно». «Нельзя их винить, — философски добавлял он, — они слишком тупые и ленивые, чтобы прокормить себя». Он больше всего гордился тем, что ни одна из них не выманила у него ни свидетельства о браке, ни большой суммы денег. «Я знаю, как обращаться со свиньями», — говаривал он.

Метод Билла в том, что касалось обращения со свиньями, как я вскоре обнаружил, был проще простого. Его либидо беспокоило его раз в неделю, не чаще, и в таких случаях он переносил свой вечерний алкогольный сеанс в «бар для холостяков», где он легко мог подцепить молодую женщину, которая также искала партнёра. Он никогда не встречался ни с одной из них дважды. Не знаю, осыпал ли он их оскорблениями в конце проведённой вместе ночи или просто диктовал им выдуманное имя и номер телефона. Каким бы методом он ни пользовался, это были встречи на одну ночь.

Мне он это рассказывал во время перекуров. «Снял миленькую свинку вчера вечером», — говорил он. «Милую-премилую. В постели была хороша». «Ну и конечно, — добавлял он, — тупизна сильно просвечивала в разговоре, как и у всех женщин».

Диванный психоаналитик, сложив то, что Билл выпивает, его холостячество и мизогинию, предположил бы латентную гомосексуальность. Билл был не дурак, и несомненно в какой-то степени осознавал, что такие предположения тянутся за ним, как след за перепачканным в грязи колесом. Он был (лучшая защита — это нападение) самым яростным критиком психоанализа из когда-либо встреченных мной. Если он встречал профессионального психоаналитика, беседа становилась очень интеллектуальной и учтивой, но начинала неизменно вертеться вокруг вариаций на тему «врачу, исцелися сам». К людям, которые в его присутствии упоминали психоаналитические теории, он был беспощаден. «Мне легче поверить в зубную фею», — рычал он голосом Филдса. Или говорил: «Психоаналитики в Европе помирают с голоду. Только американцы настолько тупые, чтобы поверить в эту мотивационную теорию Матушки-Гусыни». Самой любимой из его