Секреты, которые мы храним. Три женщины, изменившие судьбу «Доктора Живаго» - [62]

Я появилась на вечеринке спустя ровно двадцать пять минут после ее начала. Войдя в зал, украшенный позолотой на стенах, я приняла из рук официанта высокий и узкий бокал с шампанским и тут же нашла глазами «виновника торжества». Это был не автор романа, издание которого отмечали, а издатель Джанджакомо Фельтринелли. Итальянец стоял в окружении изысканно одетых миланских интеллектуалов, редакторов, журналистов, писателей и членов своего собственного окружения, состоявшего по большей части из нахлебников. Волосы надо лбом издателя росли V-образным клином, на носу были черные очки с толстыми стеклами, и он казался слишком худым для своего роста. Тем не менее все женщины и даже некоторые из мужчин не сводили с него глаз. У Джанджакомо Фельтринелли было прозвище Ягуар, и он действительно двигался так же уверенно и элегантно, как эта большая кошка. Большинство присутствующих мужчин пришли в черных галстуках, но сам издатель был в белых штанах и синем свитере, из-под которого виднелась незаправленная в брюки полосатая майка. Если вы хотите найти в толпе самого богатого человека, то знайте, им окажется не тот, кто одет в лучший смокинг, а тот, кто не стремится впечатлить присутствующих своим костюмом. Фельтринелли вынул сигарету, и кто-то услужливо поднес ему зажжённую зажигалку.

Существует два типа амбициозных мужчин: те, кого воспитывают так, чтобы они стали амбициозными, с ранних лет говоря им, что весь мир принадлежит только им, и те, кто своими руками куют свое собственное счастье. Фельтринелли принадлежал к обоим типам одновременно. Большинство богатых от рождения людей прикладывают массу сил для того, чтобы сохранить фамильное достояние, а вот Фельтринелли создал книгоиздательскую империю не для того, чтобы просто инвестировать капитал, а потому что был уверен в том, что литература способна изменить мир.

В углу зала располагался большой стол, на котором в форме пирамиды стояли книги. Итальянцы были первыми, кто издал роман «Доктор Живаго». В течение недели роман будет стоять на витринах книжных магазинов по всей Италии, и о выходе перевода романа напишут все газеты. Я должна была взять одну из книг и доставить в Агентство, где ее переведут, чтобы понять, является ли она тем самым опасным оружием, которым наши специалисты его считали. Фрэнк Уиснер попросил меня также познакомиться с Фельтринелли для того, чтобы получить любую полезную информацию о публикации, дистрибуции книги, а также о личных взаимоотношениях итальянца с Пастернаком.

Я взяла одну из книг Il dottor Živago и провела пальцами по глянцевой обложке, на которой были изображены маленькие сани, подъезжающие к засыпанной снегом избушке, над которыми имя автора и название романа были напечатаны розовыми, белыми и синими прописными буквами.

– Американка, которая читает по-итальянски? – заметил мужчина, стоявший с противоположной от меня стороны стола. – Очень интересно.

На мужчине был пиджак цвета слоновой кости с черным нагрудным карманом и очки в черепаховой оправе, казавшейся слишком маленькой для его крупного лица.

– Нет.

На самом деле я читала и бегло говорила по-итальянски. Когда я была маленькой, задолго до того, как поменяла фамилию с Форелли на Форрестер, с нами жила моя бабушка Нонна. Она приехала в Америку из Италии и практически не говорила по-английски, за исключением слов: «Да», «Нет», «Перестань» и «Оставь меня в покое». Я научилась говорить по-итальянски, играя с ней в карточные игры: в скопу и брисколу.

– Так зачем тогда вы берете книгу, которую не сможете прочитать? – поинтересовался он. По акценту мне было сложно понять, откуда он. Мне показалось, что итальянский не является его родным языком. Или он вовсе не был итальянцем, или пытался говорить с римским акцентом, чтобы пустить пыль в глаза.

– Я люблю первые издания книг, – ответила я, – и вечеринки.

– Ну, если вам понадобится помощь, чтобы прочитать, что в ней написано… – он перевернул вверх дном свой пустой бокал, и я заметила красное пятнышко у него на переносице, – я буду готов помочь.

Он подозвал официанта, взял с подноса бокал просекко и передал его мне. Себе бокал он не взял.

– Тоста не будет? – спросила я.

– Вынужден вас оставить, потому что мне пора идти, – произнес он и прикоснулся к моей руке. – Если когда-нибудь ненароком посадите пятно на вашем чудесном платье, найдите меня в Вашингтоне. Я владею сетью химчисток, в которых избавляются от любых пятен, я вас уверяю. Чернила, вино, кровь. Все, что угодно, – он повернулся и ушел, держа под мышкой книгу Il dottor Živago.

Кто это был? Человек из КГБ? Из МI6? Только я оглянулась, чтобы понять, обратил ли кто-нибудь внимание на наш разговор, как Фельтринелли постучал вилкой о бокал и встал на перевернутый вверх дном деревянный ящик. Интересно, это он сам приказал, чтобы его люди привезли сюда этот ящик, или он случайно оказался под рукой? В любом случае, со стороны на импровизированной трибуне издатель выглядел эффектно.

– Хочу поблагодарить всех присутствующих за то, что вы нашли время и посетили нашу презентацию, – зачитал он по бумажке, которую вынул из кармана. – Чуть больше года назад ветры судьбы принесли мне шедевр Бориса Пастернака. Мне бы очень хотелось, чтобы эти ветры занесли сегодня к нам и его самого, но, увы, этого не произошло, – издатель ухмыльнулся, и несколько человек среди публики рассмеялось. – Когда я впервые держал в руках рукопись романа, я не был в состоянии прочитать и слова. Единственное известное мне русское слово – это «Столичная». – Смех в зале прозвучал громче. – Но мой дорогой друг Пьетро Антонио Цветеремич, – издатель показал на одетого в свитер мужчину, курящего трубку в задних рядах, – сказал мне, что не напечатать этот роман – значит совершить преступление против культуры, поэтому, даже не прочитав эту книгу, я понял, что у меня в руках есть потрясающее произведение, – Фельтринелли отпустил «шпаргалку», с которой зачитывал текст, и она упала на пол. – И я решил рискнуть. Лишь спустя несколько месяцев, когда Пьетро закончил перевод, я смог прочитать роман, – он поднял над головой книгу. – И после того, как я прочитал его, слова русского мастера произвели на меня такое впечатление, что это произведение останется в моем сердце навсегда. Как и в ваших, я уверен.