Секреты, которые мы храним. Три женщины, изменившие судьбу «Доктора Живаго» - [60]

– Значит, ты… с Тедди Холмсом? – спросила она.

– Да, – ответила я, неожиданно ощутив грусть, которую не чувствовала раньше.

– И как долго?

– Девять месяцев. Нет, восемь.

– Ты его любишь?

За исключением матери, никто не задавал мне таких прямых вопросов.

– Не знаю.

– Ну, если ты после такого долгого времени не знаешь…

– Он мне нравится. На самом деле очень нравится. Он умный. У него хорошее чувство юмора. И он добрый.

– Такое ощущение, будто ты зачитываешь его некролог.

– Нет, я не в том смысле…

– Шучу, – она ткнула меня локтем в бок. – А что там его приятель Генри Ренне? Что это за парень?

– Я его очень плохо знаю, – отвечала я. Я не стала говорить ей, что считаю этого Ренне полным идиотом и не понимаю, почему Тедди с ним дружит. – Этот Ренне тебе чем-то интересен? – на мгновение я представила себе двойное свидание – я с Тедди, Сэлли с Генри. Занятная перспектива.

– Дорогая, – она сжала мою ладонь, – нет.

Она задержала мою ладонь в своей, и что-то внутри меня, в том месте, которое точно определить было сложно, расцвело.

Глава 13. Ласточка

Она не была внедрившимся в наши ряды агентом, в этом я была совершенно уверена. Несколько месяцев назад Фрэнк попросил меня выяснить, является ли наивность Ирины наигранной. Это было не так, о чем я ему и сообщила. «Отлично, – сказал он, – она нам нужна для книжного проекта. Натаскай ее, Сэлли. Ты знаешь, как это делается».

Я подружилась с Ириной и занималась ее обучением по долгу службы, но наши отношения стали незаметно принимать совершенно другой, неожиданный оборот. Какой именно – я подозревала, но пока не была готова даже себе самой в этом признаться.

Во вторник после вечеринки у Леонарда, которая была своего рода моей личной проверкой Ирины, я остановилась у ее рабочего стола и спросила, не хочет ли она сегодня вечером посмотреть «Шёлковые чулки»[14]. Я хотела пригласить ее на этот фильм еще утром в воскресенье, начала уже было набирать ее номер, но передумала и повесила трубку.

После работы мы пошли в кинотеатр Georgetown. Ирина предложила зайти по пути в Magruder’s, чтобы купить чего-нибудь сладкого и пронести с собой в кинозал. За исключением шоколада я почти не ела сладкого, но решила купить коробочку Jujubes, она взяла две жестяные коробочки леденцов Boston Baked Beans. Мы только встали в очередь в кассу, как она сказала, что на секунду отойдет, и через некоторое время вернулась с большим пучком свеклы.

– Довольно странный выбор сладкого, – заметила я.

– Это для матери. Раз в месяц она варит бадью борща и считает, что свекла, которую продают в этом магазине, которым владеет русский, лучше, чем та, которую продают в супермаркетах, – она подняла вверх палец и произнесла с сильным русским акцентом.

– За хорошее качество можно и на пять центов больше заплатить.

Я рассмеялась.

– Неужели кто-то может определить разницу между свеклой, купленной здесь и в супермаркете?

– Никто не может! Я всегда покупаю ей свеклу в Safeway и вынимаю ее из пластикового пакета перед тем, как принести домой.

Мы расплатились за конфеты, которые планировали контрабандой пронести в кинозал, и Ирина засунула свеклу в свою сумку так, что ботва высовывалась наружу. Потом мы пришли в кинотеатр и купили билеты.

Мне очень нравился фильм «Шёлковые чулки». Эту картину я предпочитала смотреть в одиночестве. Когда у меня были лишние деньги, я ходила в кино раз или два в неделю. Иногда я смотрела одну и ту же картину по два или три раза, сидя в первом ряду на балконе, положив подбородок на сложенные на парапете ладони.

Мне нравилось не только кино как таковое, но и все, что было связано с посещением кинотеатра: красная неоновая вывеска кинотеатра Georgetown, ожидание в очереди того, как кассир в стеклянной будочке выдаст тебе билет, запах попкорна, липкие полы и сотрудники в зале, которые с фонариком провожают тебя до нужного ряда и указывают твое место. Стоя в душе, я часто распевала песню Let’s all go to the lobby. Больше всего я любила, когда начинает гаснуть свет в зале и на экране появляются мерцание и всполохи в самом начале киноленты. В эти секунды кажется, что мир стоит на пороге чего-то нового.

Я хотела рассказать об этом Ирине. Мне хотелось понять, чувствовала ли она себя на пороге чего-то нового. Когда в зале потух свет и она посмотрела мне в глаза после того, как на заставке прорычал лев MGM, я поняла, что она именно так себя и чувствовала.

Сама картина не оставила у меня никаких четких воспоминаний. Помню лишь, что, когда прошла где-то четверть фильма, Ирина открыла сумочку и начала рыться в ней в поисках леденцов, лежавших под пучком свеклы. Леденцы громко застучали о жестяные стенки коробочки, и пучок свеклы выпал на пол. Ирина шумела так сильно, что сидевший впереди нас господин с сигарой обернулся и шикнул на нее. Мне вся эта сцена показалась прекрасной.

Когда в конце танцевального номера Ritz Roll and Rock Фред Астер наступил на свою шляпу, Ирина охнула и дотронулась до моей руки. Она тут же убрала свою руку, но ощущение ее прикосновения не покидало меня до тех пор, пока в зале не зажгли свет.

Как только мы вышли из кинотеатра, полил дождь. Мы встали под навесом и смотрели на потоки воды.