Секреты, которые мы храним. Три женщины, изменившие судьбу «Доктора Живаго» - [59]

Шрифт
Интервал

– Ты все это сделала сама?

– У меня руки растут из правильного места.

Она посмотрела на свое отражение в зеркале, достала пудреницу и убрала блеск с носа.

– Если хочешь, то можешь быть Лайкой. Я буду одной из безымянных собак, которые погибли в космосе.


Из четырехэтажного особняка в викторианском стиле на Логан-Сквер раздавалась музыка. Это был один из тех домов, мимо которых я много раз проходила, но никогда не была внутри. Богатый особняк: красный кирпич, железные перила по бокам лестницы, ведущей к парадной двери, и увитая плющом башенка на крыше. Окна были занавешены, но ставни открыты, и в окнах маячили силуэты танцующих людей. Они не знали меня, а я не знала их. Люди могли подумать, что я скучная или вообще не обратить на меня внимания. От волнения у меня даже ладони начали чесаться. Видимо, Сэлли почувствовала мое взволнованное состояние, поправила мои мохнатые ушки и сказала, что без нас эта вечеринка будет просто отстойной.

Я почувствовала себя уверенней. Мы подошли к входной двери, позвонили три раза, а потом еще один раз. Дверь приоткрылась, и в проеме показалось лицо мужчины в черной полумаске.

– Шутка или угощение? – спросила Сэлли.

– А тебе самой что нравится?

– Ни то и ни другое. Мне больше по вкусу брокколи.

– Думаю, что большинство людей считают точно так же, – мужчина открыл дверь и впустил нас внутрь, после чего исчез в толпе.

– Какой у них пароль? Это же вечеринка людей с работы? – спросила я.

– К нашей работе эти люди не имеют никакого отношения.

Вместо тыкв со вставленными в них свечками дом был украшен в готическом стиле. На столах и подоконниках стояли старинные канделябры с горящими черными свечами. Встроенные книжные полки и шкафы были задрапированы черным бархатом. На столе в гостиной лежало много разных масок для гостей. Под ногами гостей бродила большая сиамская кошка в ошейнике из лаванды и страусиных перьев. На первом этаже была толпа людей, которые курили, танцевали, ели закуски и фондю.

– А что это за зеленая штука?

– Гуакамоле.

– А что это?

Она рассмеялась.

– Леонард при полном параде.

– Это тот, что открыл нам дверь?

– Нет, – Сэлли показала на женщину в платье с кружевным воротником и красным поясом, в котором могла бы впервые выйти в свет молодая южанка. – Это я вот о той Скарлетт О’Хара.

Леонард заметил Сэлли и помахал ей ручкой, чтобы та подошла.

– Ты бесподобен, как и всегда, – произнесла Сэлли, поцеловав руку Леонарда. – Превзошел самого себя.

– Стараюсь, – он осмотрел Сэлли с головы до пят. – Инопланетянка?

– Нет, мы – дворняжки.

– В тренде.

– Меня ты знаешь, – сказала Сэлли, – а это – Ирина.

– Я очарован, – сказал Леонард и поцеловал мою руку. – Добро пожаловать. Извините, но я должен сменить эту ужасную музыку, – он подошел к проигрывателю и поднял иголку с пластинки. В толпе танцующих раздались стоны. – Терпение, дети мои!

Он вынул альбом из конверта и поставил на проигрыватель. Через секунду раздались аккорды песни Sh-Boom[13]. В толпе снова застонали, что нисколько не смутило Леонарда. Он вывел в центр комнаты одетого в костюм Франкенштейна молодого человека, к шее которого были приклеены две покрашенные черным катушки из-под ниток. Потом к ним присоединились еще несколько пар, и вскоре все снова начали танцевать.

Сэлли протискивалась сквозь толпу. По пути ее руку схватила и раскрутила вокруг своей оси женщина в костюме Энни Оукли. Потом Сэлли исчезла на кухне, из которой вернулась с двумя бокалами красного пунша, на поверхности которого плавал шербет из лайма.

– Выйдем на воздух? – предложила она, передавая мне бокал.

Мы вышли на просторный задний двор, на котором находились всего две женщины: одна в костюме Люсиль Болл, а вторая – Рики Рикардо. Мы прошли по траве, намочив росой ноги. Высокие дубы были украшены гирляндами белых электрических лампочек и красными фонарями, свисавшими с нижних ветвей, как созревшие фрукты. Небо было оранжевого цвета, блестел серп луны, и откуда-то доносился запах горящих листьев.

– Как тебе вечеринка? – спросила Сэлли.

– Я даже представить себе не могла, что в Вашингтоне такое возможно.

– Да, все это, – она показала рукой в сторону дома, – явно не из жизни обычного Джонсона.

– И мне это очень нравится! – сказала я. Мне хотелось сказать гораздо больше. Я знала, что такой мир существует, но при этом понятия не имела, какой он. Я слышала всякие рассказы про этот мир, который оказался совсем не таким, как о нем рассказывали. Все это можно было сравнить с тем, как герои залезают в шкаф и впервые выходят из него в Нарнии. – Люблю Хэллоуин, – сказала я.

– Я тоже. Даже если его отмечают с недельным опозданием.

– Можно делать все, что вздумается.

– Точно. Я рада, что Леонарду удалось провести эту вечеринку. Для него это своего рода традиция. Раз уж приготовил хороший костюм, то грех его не показать. Жалко, что ему не удалось провести эту вечеринку в сам Хэллоуин.

– А почему?

– Кто-то настучал в полицию.

У меня было много вопросов об этом тайном мире и тайном саде.

Я хотела знать все, но решила не торопиться. Мы сидели молча, слушая звуки проезжавших за стеной автомобилей, далекий вой сирены и гудки машин. Люси и Рики, обнимая друг друга за талии, ушли в дом. Сэлли смотрела на то, как я провожаю их взглядом.


Рекомендуем почитать
Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Нездешний вечер

Проза поэта о поэтах... Двойная субъективность, дающая тем не менее максимальное приближение к истинному положению вещей.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Иоанн Грозный. Его жизнь и государственная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Тиберий и Гай Гракхи. Их жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Министерство правды. Как роман «1984» стал культурным кодом поколений

«Я не буду утверждать, что роман является как никогда актуальным, но, черт побери, он гораздо более актуальный, чем нам могло бы хотеться». Дориан Лински, журналист, писатель Из этой книги вы узнаете, как был создан самый знаменитый и во многом пророческий роман Джорджа Оруэлла «1984». Автор тщательно анализирует не только историю рождения этой знаковой антиутопии, рассказывая нам о самом Оруэлле, его жизни и контексте времени, когда был написан роман. Но и также объясняет, что было после выхода книги, как менялось к ней отношение и как она в итоге заняла важное место в массовой культуре.