Себя преодолеть - [31]

Виколь потянул штангу. Сначала медленно. Потом изо всех сил. Она оторвалась от пола и подлетела вверх.

«Пальцы!.. Гриф!.. Ползут!..» — только и успел он сообразить. Пальцы разжались. Штанга грохнулась на деревянный помост. Стэнли едва увернулся.

Зал, пожалуй, еще долго смаковал бы неудачу Стэнли, если бы не надо было встречать своего любимчика Шорта.

Они столкнулись у выхода. Шорт, придерживая руками халат, быстро поднимался по лестнице. Увидев Виколя, он замедлил шаг. Стэнли посторонился. Но Шорт не спешил, по-прежнему загораживая проход. Высокий, стройный, он явно выгадывал, стоя рядом с нескладным противником.

— Шорт! — ревел зал, не забывая сыпать и оскорбления в адрес Виколя. «Проходил бы, — злился Стэнли, проклиная свет и насмешливые выкрики за спиной. — Ну, что надо?» Шорт с трудом сдерживал злорадную усмешку.

«Ничего, ты у меня еще не так попрыгаешь!» Показывая рукой на ссадину, участливо спросил:

— Что? Ушиб? — И удивленно поднял брови.

Виколь пожал плечами и шагнул в тесный просвет между лестницей и Шортом.

— Если только ссадина — пустяки, — сказал Шорт. Сочувственно щелкнул языком и подумал: «Бывает хуже».

— Шорт! Шорт! — торопливо гаркнул из первого ряда плешивый блондин, подогревая начавший было угасать пыл соотечественников.

— Шоорт! — с новым воодушевлением подхватили крик тысячи глоток.

Виколь невольно оглянулся на шум. Он почти спустился по лестнице и поэтому увидел лишь ноги зрителей, сгрудившихся наверху. А рядом со своим лицом — черные ботинки с узкими модными носами. И возле них, слишком близко возле них — потому и обратил внимание — две длинные женские ноги.

Стэнли поднял голову. Женщина оперлась на руку своего соседа и заглядывала через плечи людей на сцену. Стэнли слышал ее голос, взволнованный и звучный:

— Бог мой! Нельзя же сравнивать! Он мужчина из мужчин! Только посмотрите, Генрих, какие благородные суставы, тонкие, изящные!..

Стэнли ничего не понял из сказанного, но отметил: «Приятный голос». И несколько раз повторил вслух:

— Генрих, Генрих...

«Пусть успокоятся, — думал Шорт о зрителях, расхаживая по сцене. — Спешить некуда».

По халату разбегаются складки. Выскальзывает загорелая нога. С пластичными упругими мышцами. Негромко поскрипывают белые, с черными узорами ботинки.

«Загорелые ноги и белые ботинки. — Шорт самодовольно улыбается. — Неплохо, старина».

Виколь сидел на стуле за кулисами.

— Не было со мной такого. Ладони скользкие, мокрые. Ну, совсем грифа не держат. — Виколь показал руки. Красные, с желтыми крупными мозолями и глубокими трещинами в грубой коже.

— А магнезия? — не выдержал менеджер. — Забыл? — И почему-то расстегнул куртку.

— Я забыл? — протянул Виколь и уставился на него злыми глазами. — Вы что, ничего не видели? До локтей намазался. — И вспыхнул от обиды, нервно покусывая губы: спорить глупо и бессмысленно. Ведь менеджер ни в чем не виноват. Огрызнулся: — Легко говорить!

Менеджер покраснел, но не подал виду, что задет.

Виколь сказал:

— Магнезия какая-то дрянная.

И прикинул: «Если сейчас Шорт поднимет штангу, он обойдет меня». Друзья тоже думали об этом.

Массажист сидел на корточках напротив Виколя и ловко обрабатывал кровоточащую ссадину. Гриф содрал с колена кожу.

«Это, конечно, пустяки. Ссадина, и все. Но ты, — старик посмотрел на менеджера, — не такой дурак, как я считал. Тридцать четыре года, и уже несколько лет тренер. Ты бы еще сам мог поднимать «железо». — Массажист усмехнулся. — Понятно, не так много, как эти ребята. Но еще смог бы. — Он оторвался от своего занятия и задумался. Потом взял бинт и склонился над коленом. — Но ты не дурак. Пусть поднимают другие, да побольше. Всегда так. Одни поднимают — и в ссадинах, переломах, измученные. А другие... — Он снова, в который раз посмотрел на менеджера и решил окончательно: — Нет, совсем не такой дурак, как я думал».

Шорт стоит в лучах резкого света прожекторов и растирает магнезию. Он принес ее с собой из разминочного зала. Совсем немного, в горсти. Он знает: тысячи восхищенных взглядов блуждают по его обнаженному телу. Ощущает нежное дыхание, тепло мягких губ, прикосновение рук. Он вскидывает голову. И смотрит на мир широко раскрытыми глазами. На мгновение кажется, что он хозяин над всеми и даже над жизнью.

Гордая мужская радость потоком заливает грудь. Он не в силах с нею бороться. Она подхватывает его. Шорт идет к штанге. Идет и смотрит на нее, не отрываясь. «В ней моя победа над жизнью». Он почти скользит, настолько эластичны движения натренированного тела. И не просто скользит, а подкрадывается к штанге.

Шорт замирает над грифом и вдруг остро чувствует, даже слышит: тысячи сердец бьются вместе с его сердцем, и тысячи губ повторяют с ним слова молитвы.

Стиснул гриф. В сознании, заслонив все, всплыли четкие буквы. Он читал и читал их, сжимаясь в пружину. «В ней моя победа над жизнью... В ней, в ней!»

Не надо быть искушенным в спорте человеком, чтобы по грохоту и реву, потрясшему зал, догадаться об успехе Шорта.

...«Почему? — терзался Стэнли. — Я ведь был впереди всех. Я рисковал и честно дрался. По праву был первым. Я сплоховал всего раз. И это еще ничего не значит. Это спорт. А меня облили грязью!»