Питательно только зерно; кто же станет сдирать шелуху для тебя и меня?
Если что-нибудь священно, то тело людей священно…
(Уолт Уитмен. Листья травы)
Люди становятся тупыми, когда перестают быть охваченными страстью.
(Гельвеций. Об уме)
Смутно помню довоенную Москву – всю в рельсах трамваев, еще тесную, булыжную и по всем окраинам деревянную, глухую заборами. А за окраинами – сосновые боры, луга. Я босиком бегал купаться на Москву-реку.
Москва военная – в памяти тросы аэростатов, синева прожекторов, рев сирен. В парках валили вековые деревья, разделывали и закатывали на щели. Эти глубокие щели выкапывали тут же, возле клумб, аллей, фонтанов. И, конечно, стекла – все в нахлестах бумажных полос. Весь огромный город в бумажных лентах, черный с первыми сумерками – ни огонька, лунно-призрачный.
Разве думал я мальчишкой, гоняя зимними вечерами консервную банку вместо мяча по ледяной мостовой, что настанет время и я буду пробовать в этом родном мне городе свою силу и свои первые мировые рекорды? Мы, голодные, одетые кто во что, забывали о консервной банке-мяче в мгновения победного салюта. Как неожиданно ярко расцветала затаенная ночью Москва под залпами ракет!..
Как же мы мечтали о силе, как завидовали сильным! Уже тогда я услышал имена Куценко, Амбарцумяна! Какие чудеса мне рассказывали об их силе!
Помню великое торжество Мира – всеобщее паломничество на Красную площадь. В день 9 мая, под утро которого было объявлено об окончании войны, с места тронулся весь люд: и дети, и старики, и взрослые – все шли к Красной площади. Помню скрещение прожекторов над Красной площадью и гул голосов, наверное, миллионов голосов… Я протиснулся с братом и мамой на Каменный мост. Сердце русского народа было распахнуто перед нами: Кремлевская и Москворецкая набережные, бастионно-строгая зубчатость стен Кремля, святой народной памятью собор Постника и Бармы, звонница Ивана Великого, черный глянец Москвы-реки, переливчатой огнями. Толпа кидала в воду монетки – каждый на счастье.
Я за братом закрутил с пальца и свою – она потерялась в дожде монеток. Каждый загадывал, ждал, желал счастья!
И лежит, лежит на дне Москвы-реки мой пятак. Хранит мое счастье.
Год моего первого выступления на чемпионате мира 1959-й.
После пяти лет и шести месяцев учения, в феврале 1959 года, я защитил диплом. В первые дни марта явился в Петровский дворец – штаб Военно-воздушной академии имени Жуковского, получил диплом и направление для "дальнейшего прохождения службы".
15 марта, в воскресенье, я выиграл международные соревнования на приз Москвы в тяжелом весе (буду вести речь лишь об атлетах этой весовой категории). Болгарин Иван Веселинов отстал от меня в сумме троеборья на 67,5 кг. В тот вечер Алексей Медведев отнял мировой рекорд в рывке у американца Дэвида Эшмэна.
Однако жить рекорду было суждено всего 37 дней.
22 апреля я выиграл звание чемпиона Вооруженных Сил в Ленинграде, выступив уже за Московский округ ПВО. Я установил два мировых рекорда – в рывке и толчковом упражнении. В сумме троеборья я набрал третий результат за всю историю тяжелой атлетики. К рекорду в рывке примеривался давно. Опробовал этот вес еще в декабре 1958 года на командном чемпионате СССР в Горьком. Понял: вес мой, запас есть. А вот знаменитый рекорд Эндерсона прихлопнул, можно сказать, в запальчивости.
15 августа я добился золотой медали чемпиона II Спартакиады народов СССР, то есть впервые стал чемпионом страны. На Спартакиаде забрал рекорд СССР в жиме. Прежде рекорд довольно долго принадлежал Евгению Новикову. Он и занял второе место, проиграв 37,5 кг в сумме троеборья. Ему тогда было 37 лет. На 2,5 кг в сумме троеборья от Новикова отстал бронзовый призер Спартакиады Сергей Ромасенко (455 кг).
4 октября в Варшаве в переменчивой схватке я выиграл звание чемпиона мира, утяжелив свой же мировой рекорд в рывке на 2 кг. В тот день до 24 лет мне недоставало двух месяцев.
Исключая мои последние международные соревнования – Олимпийские игры в Токио, моими неизменными противниками являлись американские атлеты. Кроме того, в предшествующие годы в борьбе за титулы сильнейших советские атлеты столкнулись с энергичным противодействием американцев не только в тяжелом весе. Именно в этой борьбе закалялась и мужала советская тяжелая атлетика. Поэтому целесообразно проследить развитие этого спорта в США.
Еще до второй мировой войны на американскую тяжелую атлетику наложил опеку Роберт Хоффман – миллионер от спортивной индустрии. Много десятилетий, порой в убыток, издавал он ежемесячный журнал "Стрэнгт энд хэлт" ("Сила и здоровье"). У Хоффмана была печатно-издательская компания с центром в Йорке (штат Пенсильвания) – "Стрэнгт энд хэлт паблишинг компани". Хоффман печатал десятки книг под своим именем. Темы неожиданные, учитывая его признание, что он "не читает ничего, кроме рецептов коктейлей". Среди самых "тиражных" книг: "Возможность прожить на 10, 20 и 30 лет дольше" (500 с.), "Лучшее питание" (256 с.), "Успешная счастливая женитьба"…
В одном из номеров "Стрэнгт энд хэлт" есть фотография – бледноватый мальчонка с метлой возле крыльца. И в духе американской рекламы представление: