Сделано в Японии - [43]

— Да, все в порядке. Давай приезжай скорей. Мы без тебя ужинать садиться не будем! Папа сказал, что надо тебя подождать.

Ах вон оно что! Тесть заявился! Теперь понятно, почему мне так резануло слух это ее «хорошо». Встречаться с тестем мне не хотелось, как, впрочем, никогда не хочется. Не могу себя заставить с ним общаться, хотя никаких формальных и неформальных поводов для размолвок у нас с ним никогда не было. Что в нем такого, что я никак не могу принять, сказать сложно: речь у него правильная, манеры безупречные, ума — палата. А я в с свои сорок с огромным гаком, как лопоухий первоклассник, выискиваю предлоги, чтобы с ним не пересекаться. Конечно, полностью избежать контактов мне не удается, но к минимуму я их все — таки свел. Вот сейчас, например, чего он приехал? Были же выходные, вчера только Дзюнко с ним по телефону разговаривала… О чем, кстати, разговаривала? Я толком не слышал. Потому что не слушал. Потому что бейсбол смотрел: телевизор в гостиной орал громко, а Дзюнко ужин готовила и говорила из кухни. О чем говорила? Но это в данном случае совсем не важно — важно, что тесть сейчас сидит у меня дома, видимо, с привезенным итальянским уксусом (как же он называется-то?) и что меня домой как-то вдруг тянуть перестало.

Мои ноги автоматически провели меня по знакомому до боли сердечной пути и вынесли уже к вокзальному турникету Я взглянул на табло: до электрички на Эбецу, которая через пятнадцать минут доставит меня в чудный саппоровский пригород Айну — сато, оставалось четыре минуты. Я опустил в прорезь автомата проездную карточку и поднял глаза к высокому потолку вокзала: неужели за эти четыре минуты не появится в небе — вернее, на потолке — никакого знамения, которое потребовало бы моего немедленного присутствия по делу или без дела где угодно, но только не дома в Айну — сато. Турникет выплюнул мой проездной, и я продолжил путь к платформе, продолжая молиться всем известным богам. Боги откликнулись тогда, когда я уже поднял свою левую ногу чтобы перенести ее, а затем и все свое подуставшее за суетливый и бестолковый понедельник тело с платформы в тамбур поданной электрички. И явились боги в том обличье, в котором они обычно являются ко мне в минуту жизни трудную: в нагрудном кармане куртки забился мобильник, и едва я раскрыл и нажал на кнопку приема, как из него вырвался голос моего вечного спасителя:

— Алле! Алле, Такуя! Ты где?

— В… — начал я было, но передумал. — На вокзале, Ганин, а что?

— Встретиться срочно надо!

— Случилось чего?

— Нет, пока не случилось, но скоро должно случиться.

— Я домой еду, — лицемерно простонал я. — Завтра нельзя?

— Завтра будет поздно, — заявил суровый Ганин. Я не без удовлетворения вернулся на холодный бетон платформы.

— Что у тебя там, Ганин?

— Говорю: надо срочно встретиться!

— В чем дело, можешь объяснить?

— По телефону долго и нудно, Такуя. Ты ведь на вокзале, да?

— Ну!

— В «Аспен» подойти сейчас сможешь?

— В гостиницу?

— Да. Знаешь, прямо за вокзалом, как к университету идти?

— Я знаю, где «Аспен», Ганин.

— Прекрасно! Правда, дело на сто миллионов, Такуя!

— Побожись, Ганин!

— Чтоб у меня аллергия на пиво была, Такуя!

— Ладно, Ганин, иду! Ты где там будешь?

— Помнишь, сегодня я тебя в Отару с Плотниковым познакомил? С Олегом Михайловичем?

— Помню, конечно.

— Я сейчас у него. Номер один — один — четырнадцать. Одиннадцатый этаж. Давай подходи сюда — мы тебя ждем.

— Понял, Ганин, иду!

— Да, Такуя, у тебя оружие есть?

— Чего?

— Пистолет, говорю, с собой возьми!

— О'кей!

— Я правду говорю.

— Ладно, миномет притащу с собой, Ганин! Пока!

Я отключился. С плеч свалилась огромная гора, и что бы там у Ганина с его Плотниковым ни было, это в любом случае приятнее и веселее, чем пить саке с тестем. Надо было, правда, еще отзвонить Дзюнко и огорчить ее своей задержкой, но, опять же, мои задержки — не ее, фатальных последствий от них у мужиков не бывает.

Глава пятая

Отель «Аспен» расположен прямо за вокзалом, и у меня ушло всего три минуты на то, чтобы добраться до штаба революции, возглавляемого неуемным Ганиным и по дороге обрадовать Дзюнко, что ужинать они должны без меня. Я прошел через небольшое фойе к лифтам, поднялся на одиннадцатый этаж, отыскал четырнадцатый номер и вежливо, без настырности и нетерпения, постучал в дверь. Она распахнулась на моем третьем ударе, так что костяшка моего правого указательного пальца цели не достигла и зависла в воздухе где-то на уровне ганинского носа.

— Наконец-то, Такуя. — Ганин был весь взбудоражен, как будто сбылась его заветная мечта и завтра в Саппоро приезжает играть с местной «Консадоре» его любимый «Спартак».

— Что за пожар, Ганин? — Я прошел в стандартный одноместный номер, какие обычно наши университеты снимают для участников своих бесконечных и бессмысленных конференций, в которых за свою долгую сэнсэйскую карьеру мой папаша провел времени не меньше, чем со мной и мамой.

— Извините, Моримото-сан, что мы вас потревожили…

Навстречу мне с кресла у телевизора поднялся давешний специалист по Лескову.

— Минамото, — поправил я Плотникова.

— Простите, Минамото-сан! Просто господин Ганин сказал, что вы обязательно должны это услышать. — Он кивнул в сторону постели, на которой стояла початая голубая картонка с купленной сегодня у Накамуры видеокамерой.