– Глоток трифаносомы?
Я отрицательно мотнул головой и на этот раз застонал без всякого притворства: словно игла впилась в мой' затылок.
– Развяжите меня, – прошептал я.
– Avec plaisir [22], – закивал желтолицый. Потирая костлявые руки, он присел у моего изголовья. – Mais a des le debut [23] хотелось бы сделать небольшое precision [24], чтобы потом избежать возможных недоразумений, logique, nоn? [25]
– Я вас не понимаю…
– Вот так штука! – удивился желтолицый. – Собираетесь лететь на Терру и не понимаете одного из главных ее языков!
Я хотел сказать, что не понимаю его, а не язык, который, наряду с другими наиболее распространенными, мне когда-то вдалбливали под гипнозом, но предпочел промолчать: пусть думает, что я не знаю франко-террского…
– Что ж, поговорим по-триэсски. Пода вы, впрочем, перейдем на ты, отбросим условности! Пока твое сознание отдыхало, мы, чтобы не терять драгоценного для обеих сторон времени, вживили в твою черепную коробку небольшую штуковину с дистанционным управлением…
Желтолицый потянулся к пульту, и я снова застонал от игольчатой боли в мозгу.
– Странно, это ведь минимальная доза! – он улыбнулся, точнее, оскалился, показывая редкие острые зубы. – Всего же их двенадцать – градаций интенсивного разряда, вернее, тринадцать, но последний уже не разряд, а настоящий микровзрыв, способный разнести даже такой мощный череп как твой…
Он стал развязывать меня, собирая проволоку в аккуратный моток:
– Полагаю, нет надобности объяснять, что пульт управления продублирован, поэтому, надеюсь, у тебя хватит благоразумия, mon ami [26], чтобы не делать глупостей и спокойно выслушать наши предложения, которые…
Я с трудом пошевелил непослушными губами:
– Кто это… вы?
Мне показалось, желтолицый искренне удивился:
– Разве ты еще не догадался? По-моему, в твоем мозгу информации о нас более чем достаточно…
Ясно: Орден покорителей перешел в наступление, не дожидаясь результатов третьей экспедиции. Насколько мне известно, такого еще не бывало, старые соперники придерживались Правил, не нарушая основополагающего принципа их взаимоотношений – двое в одной лодке…
Желтолицый дружелюбно осклабился
– Вспомнил? Вижу, что вспомнил. Вот и чудесно. Дело в том, что у нас не принято называть неприятные для собеседника вещи своими именами… Было время, когда при одном упоминании нашего Ордена всех охватывал страх и трепет. Потом, в Эпоху Больших Шалостей, мы утратили господствующие позиции, и страх перед нами сменила ненависть к нам. Пришлось пойти на уступки, подписать Правила, отступить в тень. Но мы не капитулировали, как наивно полагают наши недоброжелатели. Да ты не робей, присаживайся и выпей наконец.
Я осторожно опустил ноги. Каменный пол приятно охлаждал горящие ступни. Очень хотелось потрогать затылок, но мысль, что желтолицый сказал правду и я стал в его, нет, в их руках подопытным зверьком, которым можно помыкать на расстоянии удерживала меня от этого жеста.
– Что вам надо от меня? – спросил я, медленно растирая онемевшие суставы предплечья.
– Наши предложения не сопряжены для тебя ни с каким риском, mon ami. – Желтолицый убрал моток проволоки и разлил в чашки трифаносому. – Попробуй, это домашнего приготовления, натуральные ингредиенты.
Я отказался, продолжая разминать мышцы рук.
Он отпил небольшой глоток, подержал во рту, затем довольно пошлепал толстыми губами:
– Напрасно, mon ami. В экспедиции, как известно, подпитки запрещены, так что, пока есть возможность…
– Что вам надо? – повторил я, чувствуя, как ко мне возвращаются силы.
Желтолицый отставил чашку и потянулся к пульту.
Опять невидимая игла вонзилась в мой мозг. На этот раз я сдержался, только непроизвольно дернул головой.
– Неплохо, – одобрительно кивнул желтолицый, – процесс реадаптации протекает неплохо. Впрочем, при твоей недюжинной конституции стонать от разряда первой степени, право же, некрасиво. Это дело привычки. Итак, первое. Сохранение тайны. Никто не должен знать про эту штуку, видишь, я даже не называю ее, она как раз из тех вещей, которые не стоит называть своими именами. Забудь и ты про нее, mon ami.
Я изобразит усмешку:
– То же самое вы посоветуете и комиссии, перед которой я должен на днях предстать?
– О комиссии позаботимся мы, – спокойно сказал желтолицый. – От тебя требуется одно – ненароком не проболтаться. Правда, сделать это тебе будет трудно: всякий раз, когда в твою голову придет подобная мыслишка, система среагирует мгновенно и тебе, mon ami, будет больно. Если ты попытаешься выразить эту мысль словами, станет еще больнее. Если решишься на действия, скажем, попробуешь извлечь эту штуку из головы, тогда произойдет, как я уже упоминал, разряд тринадцатой степени, и мы будем вынуждены почтить твою память вставанием.
– Дальше, – процедил я, чувствуя, как во мне закипает ненависть.
– Второе, – сказал он, нажимая одну из клавиш. Я не выдержал боли, замычал.
– Не надо сердиться. – Он отхлебнул из чашки, посмаковал прежде чем проглотить. – Я должен показать тебе систему сигналов, с помощью которой мы будем общаться. Сейчас был «вызов абонента», запомнил?… А вот это…
Я вскрикнул, вцепившись в край металлической сетки, которая опустилась, разделив нас.
