Счастливый час в «Каса Дракула» - [16]

Конечно же, я давно грезила этим моментом. В моих мечтах были слезы и изумительное платье, но реальность превзошла все мои фантазии, поскольку даже в них я не представляла себе ни темного «Бентли», ни Себастьяна, ставшего известным писателем, ни того, что он решит попросить у меня прощения именно в тот момент, когда я буду чувствовать себя такой хрупкой и обнищавшей.

— Не думаю, что смогу снова поверить тебе. — Говоря одно, я ощущала совершенно другое. Одна часть меня надеялась на то, что Себастьян снова станет таким, как был раньше, а вторая, более эгоистичная, лелеяла надежду на то, что он поможет найти издателя для моего романа.

— Мил, ты среди тех немногих, кто по-настоящему знает меня. — Он пристально посмотрел мне в глаза. — Прости меня за тот вечер. Я был так потрясен. Понимаю, что я поступил нехорошо тогда… и раньше. — Он сглотнул. — Я завидовал, Мил. Ты пишешь лучше, чем я. Я еще не дорос до твоего уровня, а потому завидовал и боялся.

Неужели он говорит правду? Или просто играет на моем тщеславии?

— А с чего это ты вдруг решил помириться, Себастьян?

Он грустно улыбнулся:

— Я скучал по тебе.

— Что ты делал в отеле «Крофт» тем вечером? Зачем ты пришел в номер?

Он потянулся и осторожно тронул меня за руку.

— Ты была так расстроена, когда уезжала, что я решил поехать за тобой. Я волновался за тебя.

— Я в состоянии сама о себе позаботиться, — сказала я, ощупывая рукой шею в поисках предательских припухлостей. — Последнее время мне немного нездоровится.

— Я и подумал, что ты неважно выглядишь. — Он указал рукой на машину. — Поедем ко мне, поговорим. — Дальше он сказал, что остановился в соседнем городке. — Там прекрасный дом, окруженный яблоневым садом. В нем есть комната для гостей.

Какая городская девчонка не мечтает пожить в доме с яблоневым садом? Ну, например, я — до того момента как Себастьян рассказал мне о нем. Зато потом эта мысль показалась мне невероятно романтичной, я даже вспомнила Лору Инголлз Уайлдер' [24]. Ну, эдакий «Домик в прерии», только удобства не на улице да юмор позамысловатей. Интересно, чего хотел Себастьян — скоротать со мной ночку или чего-то еще?

Я вдруг и сама заволновалась, не в силах понять: что мне-то от него надо?

— Завтра у меня дела, — заявила я, имея в виду поход к врачу и попытку хотя бы пару часиков отработать в яслях, чтобы получить немного денег.

— Я отвезу тебя назад, когда захочешь. Обещаю.

Может, потешить самолюбие — послать Себастьяна к чертовой матери, сесть на автобус и направиться в свою депрессивную квартиру? Или все-таки поехать с ним в шикарный дом, посмеяться над прошлым, познакомиться с его литературной компанией и поклясться в вечной преданности нашей… как это назвать-то?

— Ладно, даю тебе еще один шанс.

Когда он обнял меня, я была поражена. Прежним остался даже его свежий цитрусовый одеколон. Я как будто вернулась домой — да, именно домой, а не в продезинфицированное от пола до потолка показушное обиталище моей матери Регины.

Себастьян придержал для меня дверцу машины, и я скользнула на сиденье, расположенное за спиной у водителя; самого шофера не было видно за темной стеклянной перегородкой. Себастьян забрался в машину и закрыл дверцу. Затем нажал кнопку связи с водителем и произнес:

— Поехали.

Я заметила, что в его реплике место для «пожалуйста» не предусматривалось.

Стекла были такими темными, что я с трудом различала свет уличных фонарей. Себастьян взял меня за руку и улыбнулся. Наши пальцы сплелись так же, как это бывало раньше.

— Ты выглядишь усталой, — обратился ко мне Себастьян. — Почему ты не отдыхаешь?

Я пребывала в возбужденном состоянии, но все равно закрыла глаза, чтобы, наслаждаясь текущим моментом, вспомнить прошлое. Когда он впервые привел меня в зал, заполненный лучшими преподавателями университета, я была страшно взволнованна. Самым восхитительным было то, что присутствующим, казалось, нравилось общаться со мной, провинциалкой Милагро Де Лос Сантос.

Рядом с Себастьяном я чувствовала себя умной, красивой и талантливой. Тогда ему было всего двадцать, но он уже умел подать себя, выглядеть очаровательным и привлекательным. Он пытался отшлифовать меня, и в некотором смысле даже преуспел в этом. Мы допоздна обсуждали увиденные пьесы и прочитанные эссе. Он мягко поправлял меня, если я неверно произносила вычитанные в книгах слова, тем самым поощряя стремление к более прилежной учебе.

Но даже в самые лучшие времена не все было гладко. На высокосветских приемах внутренний идиотизм побуждал меня отпускать неуместные остроты. Себастьян старался отучить меня от склонности к рокерской одежде и называл мою любовь к авторам-женщинам «наивно-сентиментальной».

Если подружка Себастьяна Тесси Кенсингтон и считала его интерес ко мне странным, то ни ризу не сказала об этом. Себастьян шутил, что она радуется возможности не посещать скучные, на ее взгляд, мероприятия. Так все и продолжалось, пока я не начала встречаться с забывчивым растаманом по имени Берни с инженерного факультета. Возможно, «встречаться» — не совсем то слово, потому что Берни, на которого нельзя было положиться даже в моменты его просветлений, вел себя так, будто наши отношения — затянувшийся секс на одну ночь. Зато это помогало сохранять остроту ощущений.