Мистер Лоренс достал из жилетного кармана сигару, потом положил обратно.
— Здесь, у нас, им было бы куда хуже, чем в еврейской больнице, — продолжала миссис Лоренс. — Там уход и все такое. А мы бы сами не справились. И кроме того, они уехали так внезапно, никому ничего не сказали — мы им даже и предложить ничего не успели.
Мистер Лоренс раскрыл книгу, потом закрыл снова. Миссис Лоренс все крутила в пальцах поясок от платья.
— Разумеется, — сказала она поспешно, — я туда съезжу и выясню, как у них дела, отвезу фруктов и еще всякого, и, может, теплых вещей, и спрошу, не надо ли им чего. Я бы прямо сегодня поехала, да нужно вести детей в церковь…
И тут распахнулась дверь, и в комнату вбежали дети.
— А на мне новое ожерелье, — похвасталась Мэриголд. — А у Боба нет ничего нового, чтобы надеть. — Она крутанулась на носочках. — Мама, давай быстрее, опоздаем и не увидим, как все входят в церковь.
— А там ведь будут петь «Вести ангельской внемли»? — спросил Боб. — Мы в школе выучили слова, мне даже не нужно смотреть в книжку. Пап, а почему Иисус родился в хлеву?
— Потому что в гостинице для них не нашлось места, — ответил мистер Лоренс.
— Они что, были беженцами? — уточнила Мэриголд.
В первый момент никто не ответил, а потом миссис Лоренс встала и поправила волосы перед зеркалом.
— Не задавай глупых вопросов, детка.
Мистер Лоренс распахнул окно. Из-за сада несся перезвон колоколов. Солнце заливало чистую, белую изморозь, обращая ее в серебро. На лице у мистера Лоренса появилось странное, озадаченное выражение.
— Так надо было… — начал было он. — Надо было…
Но договорить он так и не успел, потому что от ворот к дому уже катили две машины, в которых сидели два семейства, Дейли и Коллинсы, а дети с восторженным визгом мчались вниз по ступеням, выкрикивая:
— Счастливого Рождества! Счастливого Рождества!
