— Оливия.
Она судорожно вздохнула, услышав глубокий голос Димитри. Он нежно прикоснулся к ее щеке, и она против воли закрыла глаза, наслаждаясь трогательной лаской.
— Ты боишься, — тихо сказал он, — что все закончится тем, что мы окажемся в постели?
Оливия широко раскрыла глаза.
— Нет! — солгала она сдавленным голосом.
— Тогда у тебя нет причин отказываться, — заключил Димитри и, спокойно отделив лист артишока, обмакнул его в масло.
Она невидящим взглядом смотрела, как он съел мясистую часть листа и победоносно улыбнулся. От его улыбки кровь закипела у нее в жилах. Он подумал, что она готова стать легкой добычей! Какая самонадеянность! Возможно, на нее действительно подействовали его испытанные методы соблазнения, но она все-таки не поддалась им!
Какое огромное удовлетворение она получит, когда докажет, что Димитри вовсе не такой уж неотразимый, каким себя воображает. Все, что ей нужно, — это помнить, что у него есть по меньшей мере один незаконнорожденный ребенок и что, по его мнению, женщины — просто игрушки, предназначенные для удовольствия.
И она ненавидит его.
Оливия содрогнулась от непритворного отвращения, как будто ей претила мысль проводить время с Димитри.
— Меня заставляет колебаться только то, что мне придется делать вид, будто я люблю тебя, — мрачно сказала она, втыкая вилку в рыбу с таким чувством, будто погружает ее в тело Димитри. — А что скажет твоя мать? Вряд ли она будет довольна.
— Она осуждает тебя за то, что ты ушла от меня, — сказал он. — Но она должна понять, что я сам распоряжаюсь своей жизнью. Когда-нибудь я влюблюсь. Ей придется подготовиться к тому, чтобы принять женщину, которую я полюблю, какой бы она ни была. Когда настанет время идти к алтарю, мне нужно будет благословение матери.
Оливия поморщилась. Что-то терзает ее сердце. Ревность, наверное. Она — словно собака на сене. Как это недостойно! Димитри ей не нужен, но ей невыносима мысль, что он может влюбиться.
Интересно, не хочет ли он жениться на Атене и признать своего ребенка? Или она ему надоела и он давно бросил ее?
Трудно сосредоточиться, потому что она в смятении и ее тело отзывается на тяжелый ритм греческой музыки.
— Я не знаю…
— Сделай это, иначе я постараюсь, чтобы оформление нашего развода заняло долгие годы, — ледяным тоном заявил Димитри.
Сердце у Оливии упало. Он говорит серьезно — и у него есть деньги, и власть, и жестокость, чтобы осуществить свою угрозу.
— Ты беспринципная свинья, — пробормотала она.
— Верно.
Ее раздражало, что Димитри одержал над ней победу. Ему безразлично, разведены они или нет — просто это помешает Элени назначить день свадьбы. Оливия насупилась. У нее возникло сильное желание дать кому-нибудь пинка. Желательно — Димитри. Но ей необходимо получить развод, чтобы начать новую жизнь. Возможно, две недели не такой уж долгий срок?
— Мне нужно подумать, — внезапно почувствовав себя беспомощной и уязвимой, Оливия оттолкнула тарелку.
— Конечно.
Димитри кивнул, и они в молчании приступили к пудингу. Точнее, Димитри приступил. Пытаясь объективно рассмотреть ситуацию, в которую она попала, Оливия лишь делала вид, что ест десерт.
Казалось, что все сложилось так, чтобы заставить ее сказать «да»: музыка, еда, напомнившая Оливии о том, как нравится ей экзотическая греческая кухня и особенно страна, полная неописуемых красот.
Если ей действительно придется остаться в Греции на некоторое время, она предпочла бы жить в прекрасном особняке Димитри, даже если ради этого придется изображать любящую жену. Она полюбила старинный дом в венецианском стиле, и тоска по нему вызывала у нее душевную боль, приводившую ее в изумление. Но особняк, из которого открывался красивейший вид на Саронический залив, на самом деле был великолепен. Обставленный роскошной удобной мебелью, он свидетельствовал о безупречном вкусе хозяина.
Все, что она потеряла из-за его неверности, вновь вернется к ней на две короткие недели; и когда боль и страдания уйдут в прошлое, она будет с улыбкой рассматривать фотографии, запечатлевшие красоты этой страны.
— Пойдем, — Димитри прикоснулся к ее руке, и Оливия покорно поднялась. — Я думаю, что чашка кофе взбодрит нас, — сказал он, ведя ее в гостиную.
В дверях он сказал несколько слов официанту, ставившему поднос с кофе и шоколадными и мятными конфетами на низкий столик с перламутровой инкрустацией. Голос Марии Каллас, исполняющей арию из «Мадам Баттерфляй», плыл по комнате, наполняя ее чистыми печальными звуками, и жалоба женщины на измену возлюбленного проникала в измученное сердце Оливии, жестоко терзая ее чувства.
— Оливия, у нас мало времени. Ты приняла решение? — тихо спросил Димитри, поворачивая ее к себе лицом.
Она подняла на него глаза и быстро отвела взгляд. Но запах его лосьона щекотал ноздри, и она чувствовала, как возбуждает ее исходящая от Димитри энергия. Он волнующе близко. В любой момент она может поднять голову в ожидании поцелуя и — унизить себя. Ее охватила паника. Стремясь оказаться на безопасном расстоянии, Оливия неожиданно для самой себя дала согласие.
— Да. Я сделаю это. Ради себя, а не ради тебя, — добавила она вызывающим тоном.
