Сцены из жизни Максима Грека - [61]

Теперь наконец пришла очередь заговорить Скиндеру. Маленький, тщедушный, он, конечно, не мог соперничать с русскими дьяками, голоса которых в просторных палатах звучали, точно колокол, а когда они повышали их, казалось, слышал в Царьграде сам султан. Но Скиндер собрался с силами и напряг, как мог, свои слабые голосовые связки:

— Султан Сулейман-шах, Селим-шах, царев сын, милостью божьей великий царь, и великий государь, и великий эмир, султан Сулейман-хан, и всем землям приморским, и Румским, и Караманским, и Анатолийским, и Романейским, и Перским, и Мисюрским, и всей земле Арапской и иным многим землям государь, повелел объявить…

Боярин Шигона, один из главных советников великого князя, слушая Скиндера и видя, как он из кожи вон лезет, кипел возмущением. «Антихрист! — думал он. — Яд каплет с его уст. Змея из самых ядовитых. А ведь приехал он для того, пожалуй, чтобы нарушить союз и дружбу между царствами. Душа его из адского дегтя. Он целует ноги султану, пашам, подлому Авессалому и всем прочим греческим драгоманам и дьякам. Они прислали его сюда и подучили говорить сегодня одно, завтра — другое, чтобы сеять раздор между нашими царствами. И как гордится он султаном своим сарацинским! И будь он турок, пусть бы гордился могуществом своего государя. Но ведь грек он! И, говорят, зовут его Александром, и он из князей Мангупских. Вот до чего докатились захиревшие греческие князья: падают в ноги султану, целуют ему зад, отдают в его гарем своих дочерей. Верно служат ему. А от нас хотят, чтобы не замирялись мы с султаном, не заключали с ним союза. Хотят, чтобы мы затеяли войну, освободили Царьград, который снова к ним перейдет. Нечестивцы лукавые, безбожники! Сетуют на свою бедность, жалкую участь, делают вид, будто пекутся о патриархии и православии, а сами только и думают, что о прежней своей славе и величии. А если бы собрался теперь наш князь выступить против султана, не поддержали бы его греки. Разгорись война между двумя царствами, помогали бы они туркам и татарам, а не нам, православным, что ради них проливали бы кровь свою. Ах, племя увечное!»

Тут Скиндер срывающимся голосом закончил свою речь:

— А про Казань вы говорите, что это ваш юрт. Но мы этого не признаем. Нынешней весной Саип-Гирей прислал большое посольство, поклонился султану в ноги, прося покровительства надежного и защиты. И знайте, Казань — наш юрт! И пусть великий князь не шлет туда своих людей и рать.

Наступило молчание. Скиндер сел, встал Карпов.

— Скиндер, не с нынешней весны, как говоришь ты, — сказал он, — а уж много лет Казань — юрт нашего княжества. Так было и так будет.

Скиндер порывисто поднялся с места и, точно не слышал слов Карпова, заговорил:

— И сказали вы еще, будто грамоты свои государь мой, великий султан Сулейман, пишет не так, как подобает. А мы не знаем, как подобает.

Ему ответил Шигона, голос которого загремел, как боевая труба:

— Скиндер, пока жив был отец Сулеймана, великий султан Селим-шах, он писал государю нашему, как подобало, а ныне султанские грамоты составлены непригоже.

Скиндера не удовлетворил такой ответ. На туманные объяснения и он ответил туманно:

— Государь наш великий султан Сулейман-шах хочет и теперь быть в дружбе и братстве с вашим княжеством и в грамотах, что посылал, пишет об этом.

Он остался доволен своими словами и тем, как их произнес. И немного успокоился. Бояре услышали то, что должны были услышать. Они смертельно оскорбили его еще по приезде, не сочтя султановым послом, и сегодня даже не допустили к своему государю. Сейчас глаза Скиндера сверкали, и, хотя он был ниже всех ростом, он смотрел на дьяков свысока.

— А теперь, Скиндер, — поднялся Шигона, — наш великий государь отсылает тебя обратно к Сулейману-султану. И ты скажешь ему, что государь наш желает, чтобы два царства жили в мире и братстве; так и написано в грамотах, которые ты получишь. Но и ваш государь пусть впредь пишет нашему государю, как подобает. И когда Сулейман-султан решит отправить нашему государю большого посла, мы потолкуем с ним о государевых делах и о том, как поддерживать дружбу и мир между нашими царствами.

Все три боярина встали, и теперь Скиндеру оставалось только поклониться и уйти. Но последние слова Шигоны его возмутили. Он молча смотрел то на одного, то на другого дьяка, и помрачневший его взгляд остановился наконец на Шигоне.

— Я уже говорил тебе, боярин, о лекаре Марке, — сказал он. — Каков ответ насчет Марка вашего государя нашему государю? Где сейчас Марк? Я должен отвезти его в Константинополь.

— Насчет Марка, Скиндер, — отвечал Карпов, — человек нашего государя, который будет тебя сопровождать, получил наставления и даст ответ Сулейману-султану.

Взбешенный Скиндер стал проявлять еще большую настойчивость:

— У вас здесь живут греческие монахи. А греки — подданные Сулеймана-султана, он оказывает им покровительство и помощь.

— О Марке ты получишь грамоту нашего государя, — ответил Путятин. — Но монахов, христиан православных, присылает сюда не султан; единый у них с нами бог, не басурманы они, и присылают их сюда патриархия и Афон. Кто тебе сказал о греческих монахах? И о них есть у тебя грамота?