Сценарист - [5]

Эти тирады — то жалобные, то гневные, — доносились из коридора каждый вечер. Большинство людей оказывается в больнице, потому что не в состоянии справиться со своими эмоциями, но стоит послушать их бубнеж, их полночные соло на телефонной трубке, как бурные страсти, приведшие к страданиям и безумию, сливаются в один скучнейший рассказ, лишенный всякого драматизма. Свежесть восприятия притупляется. Будучи завсегдатаем подобного рода учреждений, я привык держаться особняком. И на психов, толпившихся у телефона-автомата, смотрел, как и положено ветерану, с горечью и презрением. Но тут сбросил одеяло на пол и пошел занимать очередь.

— Слушай, — сказал я. — Можно к тебе зайти?

— А ты в состоянии? — спросила балерина.

— В каком смысле?

— Тебе лучше?

— Нет, — сказал я. — Не лучше. Но караулить меня перестали.

Ответа не последовало. В психушках я часто видел, как в пустой будке на металлическом шнуре раскачивается телефонная трубка. Людей просто сносит куда-то посреди разговора — от слабости или по рассеянности, или из-за общей прострации от лекарств. Вот что я представил, когда балерина не ответила: телефонную трубку, болтающуюся на шнуре.

— Так зайду? — сказал я наконец.

— Заходи, — сказала она.

Я опустил трубку на рычажок, нырнул обратно в постель и долго смотрел в потолок, прислушиваясь: (21:31)… «Мне кажется, я всю жизнь только и делаю, что блюю»… (21:33)… «Тогда почему каждый раз, когда я сажусь в машину и включаю радио, передают песню „Мистер Боджанглс“[7]?»… (21:45)… «Я начал вести дневник почти два года назад. Сначала делал записи только в хорошие дни, но быстро понял, что, перечитывая, сочту, будто мне всю жизнь было хорошо. Тогда я стал делать записи, только находясь в депрессии. И убедился, что депрессия у меня не всегда. Тогда я стал записывать каждый день. А потом подсчитал, и оказалось, что пятьдесят процентов времени чувствую себя хорошо, а пятьдесят — нахожусь в депрессии. Больше я дневник не веду»… (22:07)… «Мне больно».

В первый же выход в город я отправился к балерине. Отпустили на три часа, поэтому сразу поймал такси, заскочил за вином — и к ней: в крошечную квартирку на углу Варик-стрит. Она провела меня в комнату, сделав ровно три жеста. «Кухня, — сказала она. — Спальня. Уборная». Мы открыли вино и выпили за мое временное освобождение.

После долгого воздержания я мгновенно поплыл. Перегнувшись, чмокнул балерину в кончик мясистого шнобеля и пошел в уборную, изо всех сил стараясь не натыкаться на мебель. Уборная была типично девичьей: вся заставлена всевозможными пудрами, мыльцами, маслами, лосьонами, духами, губками, пемзами и т. п. На бортике в изголовье ванны желтели оплывшие свечи. В прозрачных склянках перемигивались, точно сапфиры, разноцветные ароматизирующие шарики — каждый в индивидуальной полиэтиленовой упаковке. Загадочная душистая жидкость до краев наполняла изящный темно-синий сосуд, и кусок коричневого мыла для рук был не гладким, а шершавым, с вкраплениями, похожими на древесную стружку. Настоящий парфюмерный склад, причем не каких-то там скучных брендов, доступных в любом супермаркете, а штучных эзотерических изделий, выуженных из вороха барахла в убогой лавочке на окраине города. Я открыл аптечку над раковиной и ознакомился с содержимым. Надпись на пузырьке с вяжущим лосьоном обещала избавить кожу от токсинов — главного бича современности. Сам я в эту чушь, разумеется, не верю, но кому не хочется «освежить» и «восполнить», кто устоит перед словами «чистейший» и «целительный»? За два месяца в психушке я от такой лексики отвык, и названия, перечисленные на этикетках (оливки, кукуи, зверобой, дикий ямс) разбередили воображение, показались райскими плодами сказочного острова в розовой дали. Не за ними ли отправился некогда Колумб в свое путешествие?

Вперемежку с кокетливыми пузырьками стояли и строгие баночки из желтой пластмассы с аптечными наклейками на боках: эффексор, паксил, велбутрин, прозак и золофт — классический перечень антидепрессантов. Одновременно их не прописывают, значит, балерине подбирали лечение. Интересно, в какой последовательности? Я выстроил баночки в ряд по датам их получения в аптеке. Хронология обрывалась примерно за месяц до ее поступления в больницу. Манерикс вообще отсутствовал. Спрашивается: почему? В дальнем углу аптечки (как на скамейке запасных) сгрудились игроки-универсалы, и я внес некоторое оживление в их ряды, высыпав в рот (и запив из-под крана) несколько капсул туинала[8] и притырив на черный день по паре таблеток занакса[9] и валиума[10]. Затем я отлил, спустил воду и долго пялился на себя в зеркало. Вместо глаз два черных провала; десны распухли и кровят. Казалось, что из зеркала на меня смотрел человек, годами не евший фруктов.

Когда я вышел, она сказала:

— Во лекарств набрала, да?

— Торговать можно, — сказал я.

— Ты в аптечке рылся, тайны мои выведывал. Не спорь, я знаю.

— Я не спорю.

— Да на здоровье. Я в гостях тоже всегда аптечки смотрю. Подумаешь. Я пожал плечами.

— А манерикс где?

— Это новый, что ли? Который подавляет подавленность лучше, чем старые?

— Ага, он.