Сброшенный корсет - [117]

Что он еще говорил, я не слышала.

Я думала только о словах Габора, о том, как мне реагировать на его ультиматум: завтра в полночь я должна дать ответ. Но раньше я должна решить для себя самую большую загадку своей жизни. Какая милостивая душа откроет мне всю правду? Кто мне поможет? О Боже! Предстоит преодолеть еще одно препятствие, значительно более высокое, чем то, через которое я перепрыгнула сегодня. А времени у меня совсем немного!

Я раскрыла веер и собралась с духом. Вперед! Будь решительна, как мужчина!

Я выдержу испытание!

И вдруг меня осенило, как это сделать.

ГЛАВА 21

На следующий день, около шести часов вечера, я тайком пробралась на кухню. Я не спала всю ночь, выглядела бледной, беспрерывно зевала: бал закончился только в девять часов утра. И кто был в центре всеобщего внимания? Моя персона.

Во второй раз я оказалась героиней Эннса. Меня чествовали, поздравляли и осыпали аплодисментами. Все офицеры вились вокруг меня. Я танцевала чардаш с Габором и генералом, но не только с ними. Моими партнерами были также Тибор, Геза, пять раз я танцевала с Аттилой и даже с графом Шандором.

Тетушка Юлиана, между тем, носилась по отелю и рассказывала всем, кто только мог ее услышать: «Моя племянница, будущая баронесса Бороши…»

Лишь в половине десятого я смогла пойти спать, но в двенадцать снова встала — в час начался торжественный банкет с участием городской знати, на котором присутствовал генерал, но уже без Габора. Меня представили владельцам замка Эннсэг и хозяину поместий в Рагузе, удвоившему свое состояние благодаря моей победе.

В половине пятого мы встали из-за стола, на котором сменилось двенадцать блюд, и сейчас я могла со спокойной совестью совершить свой послеобеденный сон, как, впрочем, поступили и тетя с Эрминой. На мое счастье, Лизи была на кухне, где глазировала своими ловкими руками три пуншевых торта.

После нашего похода на Бастайгассе мы с ней еще наедине не виделись.

А между тем произошли весьма примечательные события.

Я дважды поднималась вверх к ее двери, четырежды стучала — наш потайной знак, — но она мне не открыла.

А теперь, когда я оказалась с ней лицом к лицу, она не выказала никакой радости. Сделала лишь короткий кивок и продолжала глазировать свои торты, словно меня здесь не было.

Все было готово к приему: торты на высоких подставках, пироги и кулебяки, пирожные с кремом и флорентийские рулеты, миндальные колечки и «пьяные капуцины», черные парижские бисквиты, разноцветное печенье, компоты и засахаренные фрукты. Хотя я была сыта по горло, я с наслаждением вдыхала ароматы лимона, пунша и рома, которые исходили от Лизи, а вернее, от ее миски с розовой глазурью.

Лизи, в накрахмаленном белом фартуке, с убранными под чепчик волосами, стояла у длинного стола.

Она также выглядела уставшей и бледной, но по другой причине. Всю неделю у нее не было ни одного свободного часа. Как и остальной персонал гостиницы, она была почти постоянно занята, и я не хотела ей мешать. Но сейчас мне надо было с ней поговорить.

— Лизи, — начала я, помедлив, — у тебя есть для меня минута времени?

— Если это необходимо, — ответила она, не глядя на меня.

— Это ненадолго, — я быстро подошла к ней вплотную. — Ты должна мне помочь, я прошу тебя об этом. Генерал хочет на мне жениться, а Габор намерен увезти меня отсюда, но я до сих не знаю, что такое супружеский долг.

— Пардон?! — произнесла Лизи тоном, словно я оскорбила ее.

— Супружеский долг! Лизи, пожалуйста, скажи. Не строй из себя дурочку. А я тебе кое-что скажу, прямо сейчас. Я не уйду, пока ты мне не скажешь, даже если до смерти тебе надоем своим вопросом.

— Почему не спросите у гувернантки?

— Я уже спрашивала. Она не знает.

— А тетушка?

— Как только я начинаю спрашивать об этом, она сразу же меняет тему.

Лизи старательно намазывала розовую глазурь на свежее тесто, и когда второй торт был готов, коротким кивком показала в сторону открытого окна.

— Вот вам, пожалуйста. Жених и невеста. Видите тех двоих? Вот вам и супружеский долг.

Я наклонилась к подоконнику, но увидела только двух голубей.

— Смотрите внимательно, — сказала Лизи, — сейчас что-то будет.

Голубь распустил свои блестящие сизые крылья, нахохлился и раздулся до огромных размеров. С громким воркованием он кругами обхаживал белую голубку, жеманными движениями направлявшуюся в сторону городской площади. Он кокетливо поднял голову, потом опустил, повернулся вокруг своей оси. Движения его стали быстрыми. Вдруг он вскочил на спину голубки, и она замерла. В возбуждении он несколько раз взмахнул крыльями и соскочил с нее. Это продолжалось пару секунд, не больше. Голубка отряхнулась, провела клювом по своей спине. Затем оба склонились друг перед другом и разлетелись по разным сторонам, как будто между ними ничего не было.

— Все, как у людей, — прокомментировала Лизи, — только не на улице, а в супружеской постели.

Я уставилась на розовый торт. Неужели то, что я видела, и есть «это самое»? Никогда бы не могла поверить… И вдруг я представила себе Зольтана фон Бороши в его красной униформе, который кружил надо мной, как ястреб, расставив руки, как крылья, и, громко воркуя, склонился надо мной, потом повернул набок голову, прищурив глаз, и начал пожирать меня влюбленными глазами, потом сделал мощный прыжок в постель ко мне на спину — на этом мое воображение иссякло.