Сборник стихотворений и рассказов - [3]

Старое Время за первый родительский грех.

Чтобы потом, восходя на заоблачный суд,

Там, где напрасны мечты и нелепы желанья,

Ты, наконец-то, МЕНЯ привела в оправданье

И, наконец-то, поверила:

НЕБУ НЕ ЛГУТ!

19.01.93

НЕ ЗНАЕТ НИКТО (три способа трансцендентальной связи)

Я пишу тебе письма, надеясь на милость огня.

Я пишу и пишу, не надеясь на милость ответа,

И они улетают, как бабочки, к лампе рассвета,

И сгорают, едва долетев до грядущего дня...

Я пишу в поездах на дистанции «осень — зима»,

Где колеса условны, а сердце стучит бестолково,

Я пишу даже там, где не пишут обычного Слова,

Где велят каждый день «начинать с делового письма»...

Но без марки конверт! — он не будет отправлен тебе,

Не вернется назад, окровавлен, обуглен, подмочен.

Эти строки не терпят преград и цензурных пощечин,

Их прочтет, задыхаясь, лишь ветер в каминной трубе...

Напиши мне и ты, как бы ни был сейчас я далек,

Напиши и прочти, или сразу сожги, не читая,

Чтобы там, где над пеплом кружит белокрылая стая,

Промелькнул к предрассветному пламени твой мотылек...

Напиши только то, что считаешь возможным сама.

Напиши мне ответ, без него я и в землю не лягу.

Напиши, ведь с тех пор, как китаец придумал бумагу,

Не писали на ней ничего, драгоценней письма...

Позвони в никуда — я услышу, о чем ты молчишь,

Поезжай на метро по кольцу без пятнадцати полночь,

И, пока не закрыт перегон, ты, конечно же, вспомнишь

Эти станции в мокрых плащах театральных афиш...

Я пишу тебе письма, надеясь на милость огня,

Я дышу в телефон, не надеясь на милость ответа,

Я лечу в ледяных поездах, и спасибо за это,

За письмо, за звонок и за то, что ты есть у меня...

20 апреля 1992.

СТРАННАЯ ПТИЦА ПО ИМЕНИ ЛЮБОВЬ

Снова осень протянет холодную руку —

такая сухая ладонь! —

прикоснись, погадай! Проведи остриём по хрустящим прожилкам листка:

Эта тонкая линия — просто река,

но сгорели ее берега,

и уходит за Край

Порожденье воды и песка...

Ни ее глубина, ни изгибы волны,

ни движение медленных вод

не берутся в расчет И уже никому не видны.

Только странная, глупая птица

Любовь сумасшедшие песни свои здесь над нами поет

По пути из безводной страны.

ДАМА, НЕ ДЕЛАВШАЯ ГЛУПОСТЕЙ

Спроси у Зеркала, не ставшего льстецом,

Зачем оно нетронутым осталось?

И для чего ему твоя усталость?

И что там у него с твоим лицом?

Но розовый исколотый язык

Показывать не следует, однако:

«Ах, помнится, вчера мы ели раков!

И, помнится, еще там был балык!»...

Спроси у Зеркала, зачем ему глаза?

Спроси у глаз, куда они смотрели

Все эти октябри и все апрели?..

Но по стеклу — вода, а не слеза...

Спроси у Зеркала, зачем ему рука?

Возьми его протянутую руку,

И ты поймешь по лопнувшему звуку,

Что нет тебе прощения пока...

Ну, так спроси его, знакомо ли со мной?

Промедли в ожидании ответа,

И снова в наказание за это

Меня ты не увидишь за спиной...

И хрупкое безмолвие губя

Жестоким и решительным расколом,

Взмахни и запусти в стекло тяжTлым...

И все спроси, но только у себя!

11.02.93.

УЛАН-БАТОР Восторженная Песнь монгольского цирика, разжалованного и демобилизованного. (Отрывок)

Из-за ветром обветренных гор,

Из-за снегом заснеженных скал

Пробирается Красный Батор —

Наш родной Юмжагийн Цеденбал.

И косматое знамя его

Развевается в разных местах.

Для врагов он укор и позор,

Для друзей и товарищей — страх!

— Окончание Песни было заглушено непочтительным ржанием степного табуна. 1998.

ИНОК

На понедельник встану рано.

Тисненый вензель чемодана

Пудовой гирей, как ни странно,

Не будет больше тяжек мне.

И лишь тогда я успокоюсь,

Когда чужой зеленый поезд,

В тоннель протиснувшись по пояс,

Затараторит в тишине.

И вот тогда хмельной попутчик,

Всем отъезжающим наскучив,

Возьмет гитару и научит

Меня ценить ее недуг.

Он запоёт, и я запомню

Тревожный голос незнакомый.

Стихи порочащей истомой

Заполнят мой усталый слух:

«Капает закат вино.

Ветрены долин уста.

Нет, не я один устал,

Медленная ты не та

Давно...

Белая вода в полях

Не напоит корни пней.

Обессилела земля:

Нелегко шагать, пыля,

По ней...»

Побагровевшему соседу,

Так подогревшему беседу,

Я не поведаю, что еду

Туда, где не бывать ему.

Куда не ездят по билету,

Где нет конца весне и лету

И благоденствия поэту.

Куда? — И сам я не пойму...

Я вас покину там, где рифма

Меня хлестнет азартом ритма,

Где гекзаметр Афин и Рима

Растормошит былую грусть.

И, убегая по перрону,

Я вас беспомощностью трону,

И по дорожному закону

На долгий взгляд не обернусь...

Я выйду в степь, чтоб вы смогли

Мою беду увидеть сами:

Стою один среди земли

В дурацкой шапке с бубенцами...

Август 1977

Я УКРАЛ!

Я украл, отрубите мне руку,

Как рубили лет триста назад!

Я украл не суконную штуку,

Не часы, не с иконы оклад-

Отрубите на площади древней,

Там, где кровь изливалась рекой.

Я смеюсь!

Я кричу вам: «Деревня!

Я украл, но украл не рукой!»

Отрубите мне голову, что ли,

Голова эта брани полна.

Отрубите в отместку крамоле,

Чтоб смеяться не смела она.

Только это не даст вам покоя,

И не кончится мука добром:

Что еще там трепещет (живое!)

Между сердцем и третьим ребром?

Торопитесь! Kлистирная трубка

Облегчения не принесет!

Пропустите меня в мясорубку,

И намажьте (живой!) бутерброд.

Все равно, ни седой КГБэшник,

Ни усталый стальной генерал