Сборник рассказов - [35]

— Ну, Вася, у нас сегодня последняя беседа. Крайняя, как говорят летчики. Завтра меня к тебе уже просто не подпустят, — доктор, академик и лауреат тайных государственных премий Петр Аркадьевич Сухинов был грустен и от того непривычно ласков.

Обычно-то он вел себя чуть отстраненно с Избранными. Иногда — жестко, когда требовался очередной отсев. Иногда просто издевался морально и физически. Потому что — информация. Потому что — человеческий мозг. А мозг — это покруче Вселенной и дальних полетов, между прочим. До сих пор о мозге мы знаем меньше, чем о том, каким должен быть двигатель межзвездного корабля.

— Так что, Василий, последний тебе мой инструктаж. Слушай, хотя…, — Петр Аркадьевич нахмурился. — Хотя, знаешь, можешь уже и не слушать. Потому что мозг, само мышление, его тип — это так сложно на самом деле. Мы на самом деле не можем ничего сказать наверняка. Пока уверенность есть только в одном — перенос точно произойдет. Теоретически — точно. А вот что дальше? Ведь физически ты, твои, так сказать, синапсы останутся здесь. Как же ты будешь помнить то, что мы тебе вдолбили за это время? Как проявишь там свои здешние знания и умения? Ведь там будет иное тело, чужой мозг, чужие знания и чужая личность. Ну, личность-то мы выбьем — энергии перехода хватит. А вот все остальное…

Он помолчал, грустно смотря на первого Избранного. Вздохнул тяжело:

— Страшно мне, Вася…

— Да ладно вам, Петр Аркадьевич! — расцвел улыбкой огромный розовощекий Василий. — Все будет чики-поки!

— Что?

— Да нормально все будет. Зря, что ли готовились?

— Да-да… Не зря. Но ты помни, постарайся запомнить: мы тебя подведем к самым верхам. Туда, куда никому доступа нет. И тебя там должны хорошо знать и просто любить. Вот там ты и сделаешь то, к чему готовился.

…

— Вася! Блин, да ты спишь, падла! — больно ткнул его в спину Лешка. — Еще так встанешь — уйдешь с поля, нахрен! Играть надо, а он тут задумался!

— Ща… Уже все. Я могу. Готов!

Сначала надо прорваться по левому краю. Потом левой ногой — как непривычно все же, левой-то. Закрутить в штрафную. Там наших уже пятеро. Потому что система прогрессивная — дубль-вэ называется. И если мяч летит правильно, Петя скинет его затылком, а Лёха, друган, вколотит в сетку.

Подкат. Больно-то как. Не лежать, не лежать. Время-время-время! Скорее вскочить, бежать, догнать. Срубить его, нафиг! Это наша поляна, и мы тут короли! Лежишь, сука? Что? Карточка? Да пошел ты… Сейчас заруба пойдет по полной. Мы можем! Мы — «Динамо»!

Ничья. Это плохо или хорошо?

— Ты, Вася, дурной какой-то сегодня. Что устроил на поле? Твоя какая была задача? Мяч к воротам гнать. А ты чем занимался? Хорошо, поле наше — судья не решился выгнать. А если бы? Или у тебя что-то случилось? Вот сейчас в раздевалке такое будет — не жалко себя самого-то?

За столом на месте главного тренера сидел и холодно поблескивал стеклами пенсне…

Ноги ослабли. А в голове как щелкнуло что-то.

— Лаврентий Павлович! Товарищ нарком! Да я… Да мы…

— Это понятно, что вам страшно. Вам должно быть страшно по такой игре. Вы как показываете наше общество? Кому проиграть хотите? Это сегодня что было?

— Мы не проиграли!

— Но могли. Могли проиграть. И это был бы позор. На трибуне — все руководство Советского Союза и нашей партии. На трибуне — передовики производства и жители нашей родной столицы. А вы что тут себе позволяете? Совсем страх потеряли? Футболисты…

Он не кричал, а просто отчетливо произносил слова и чуть постукивал пальцем по краю стола.

— Товарищ нарком, — бросился Вася вперед, крича уже сквозь сразу сомкнувшихся вокруг него охранников. — Товарищ нарком — имею важную информацию! Лично для вас!

Пенсне сверкнуло, как в кино. Пальцы щелкнули. Васю вывели.

…

— Ну, так что он там имел за конфиденциальную информацию? Опять про войну? Или что там у него еще?

— Футболист же, Лаврентий Павлович. На башку совсем стукнутый.

— Подробности.

— Говорит, заслан к нам из будущего. Говорит, несет в голове очень важную информацию для руководства страны.

— Ну?

— Ничего не помнит. Божится, что важно — но не помнит. Футболист… Три дня информацию выбиваем. Одно только помнит — московский «Спартак», десять лет чемпион, потом…

— Ну, так чего там надо еще? Он футболист, а футболисты о чем думают? То есть, о чем они должны еще думать? О футболе. Вот он нам футбольные новости и принес, выходит. Если не совсем с ума сошел и не придуривается. Или — сошел, все-таки?

— Врачи говорят, абсолютно здоров. Ну, то есть, был абсолютно здоров. Как футболист, прошу прощения.

— Предположим, он не врет. Предположим, он из будущего. Какие будут наши действия?

— «Спартак»?

— Вот. Эти, как их… Были у нас какие-то материалы.

— Братья Старостины!

— Ну, все сам знаешь, все понимаешь. Тянешься тут, как в армии. Чего стоишь? Дело завести, наружку пустить, материалы подготовить.

— Так, а с нашим-то — что?

— А ты думал его на поле снова выпустить, что ли?

— Есть! Будет сделано!

— Вот и делай. Вот и делай. А я, значит, галочку себе поставлю. И чтобы «Динамо» наше было впереди, как положено передовому наркомату. Чтобы его боялись пуще твоих орлов! Чтобы — вот так всех! — сжал кулак и повернул в воздухе.