Сборник рассказов - [13]

Проще всего, конечно, отравить его.

И никто не удивился бы, решили б, что он выпил лишнего, ведь он, как всем известно, пьет много, почти не пьянеет и от этого пьет еще и еще. Вполне может когда-нибудь допиться и без моей помощи, сердечный приступ, не успел набрать девятьсот одиннадцать — и все…

Но я не могу ждать.

Следовательно, надо, во-первых, найти яд, во-вторых, растворить его в бутылке его любимого старого Jack Daniels и, в-третьих, сделать так, чтобы он выпил именно этот бурбон и в достаточном количестве. Потом надо позаботиться о том, чтобы уничтожить все улики — то есть недопитый виски вместе с бутылкой… Стоп! А то, что останется у него в желудке? Будет вскрытие, как бывает во всех фильмах, всякие анализы, обнаружат яд… И, конечно, сразу заподозрят меня. Кстати — а где же взять яд? И какой? И как его растворить — в закрытой бутылке не растворишь, а открытую — как ему подсунешь? И вообще он пьет в барах, а дома выпивает только последний стаканчик перед сном, бутылка стоит в его кабинете, на полке среди университетских призов, подмену он, с его сверхъестественной наблюдательностью, обязательно заметит…

И этот способ — отравление — был еще самый простой из всех, которые приходили мне на ум! Представляете? А когда я начинала обдумывать, как застрелить его из пистолета, или задушить его же брючным ремнем, или зарубить топором, как убили старуху в каком-то русском романе, у меня вообще голова начинала идти кругом. Откуда я возьму пистолет? Я даже не знаю, где он хранит свой. Как я стащу его пояс, не вызвав его удивления? Я же говорю, он дьявольски наблюдателен. А я, кстати, не наблюдательна вообще, не запоминаю мелочей, так что обязательно на какой-нибудь попадусь.

А топора у нас дома нет — я вообще смутно представляю себе, как он выглядит. Вспоминаются только клетчатые рубахи и бороды канадских лесорубов, которых я видела по телевизору.

В общем, получалось так, что убить его мне никак не удастся, и остается только ждать, когда он меня бросит, а он меня, конечно, бросит, и одно утешение — ждать осталось не слишком долго, хотя бы это хорошо, ждать я не люблю, все, что должно произойти, должно произойти немедленно.

Вообще-то я понимаю, что у вас уже могло составиться представление обо мне как о законченной идиотке, к тому же необразованной. Уверяю вас, что это не так. Заметьте: мне далеко не восемнадцать, и мужу моему за пятьдесят, мы вполне зрелые люди, прожившие вместе очень долго, и вообще — до замужества я закончила колледж. Просто с некоторых пор я взяла за правило, размышляя на любую тему, формулировать все очень ясно, даже примитивно, чтобы не оставалось возможностей для самообмана, ухода от прямых ответов самой себе.

Итак, что происходит? Мой муж, как я полагаю, влюбился и собирается уйти к своей любовнице, только еще не решил, когда и как именно, чтобы не вызвать с моей стороны серьезного сопротивления. Я ни в коем случае не могу этого допустить, потому что останусь не просто одна, но одна и без средств. Ну, не вообще без средств, но без тех средств, которые могла бы получить, оставшись его женой до тех пор, пока я сама не решу это прекратить. Конечно, будет развод, суд, и я получу все, что мне полагается. Но почему я должна терять то, что мне не полагается, то, что мне не выделит суд? А его будущие доходы? Он при любом естественном развитии событий умрет раньше меня, так что рано или поздно я получу все, а не часть — но только в том случае, если не появится новой наследницы.

Следовательно, он должен умереть не просто раньше меня, но не успев эту новую сделать наследницей.

Можно, конечно, заняться ею, а не им. Но, во-первых, ее еще надо определить среди сотни-другой его знакомых и коллег женского пола, потом разыскать и, главное, убить — трудностей еще больше, чем с ним. Однако и это не сняло бы проблему навсегда, спустя какое-то время снова сложится точно такая же ситуация. Он обязательно найдет какое-нибудь утешение в безутешном горе, и этим утешением буду не я… Во всяком случае, есть большая вероятность, что не я. А я не хочу оставлять ужасной судьбе даже одного шанса.

Но топора нет.

Я все еще думала о том, что топора нет, точно так же, как нет яда и пистолета, когда услышала, что по гравийной дорожке прошуршала его машина, а через минуту лестница тихо заскрипела под его шагами.

— Я дома, дорогая, — громко, чтобы я услышала, где бы ни находилась, произнес он ритуальное приветствие и прошел в свой кабинет. С некоторых пор он избегал здороваться обычным «здравствуй» — только такими же ритуальными «доброе утро, дорогая» и «добрый вечер, дорогая». И это при том, что утром он видел мое опухшее от очередной бессонной ночи лицо. И «добрый вечер» бывал часа в два ночи, когда он еле стоял на ногах от выпитого, и несло от него не только бурбоном, но и явно не его парфюмом, а я опять была заплаканная, уставшая от бессонного ожидания. Зачем я его ждала, почему стояла в дверях своей спальни, а не спала спокойнейшим сном? Волновалась за человека, которого уже решила убить? Глупость какая-то, как из юмористического телешоу…