Сбежавшее лето - [16]

—  Ведь если он вор, его тоже посадят в тюрьму!

—  Вот, значит, что ты надумала? —усмехнулся Саймон. И добавил: — Ну и балда же ты!

—  Что ты хочешь этим сказать? — возмутилась Мэри, но он покачал головой и приложил палец к губам.— Сам балда,— все-таки ответила она, но тихонько, едва слышно, потому что лицо его стало серьезным, а дыха­ние он затаил, словно оно мешало ему.

Они замерли. Сначала Мэри ничего не слышала, кроме играющего галькой прибоя. Потом ей послышалось еще что-то. Еле уловимый звук, словно кто-то царапал по земле...

—  А ты смотрела под кабиной? — прошептал Саймон.

И в самом деле, они нашли его под кабиной, где он лежал, свернувшись в тугой комок и забравшись как можно дальше от ступенек. Пока они пол­зли к нему, он не издал ни единого звука и не сделал ни единого движе­ния, а лежал неподвижно, подтянув колени к груди и сверкая белками глаз, но как только они добрались до него, он, коротко вздохнув, начал бо­роться. Кулаки у него были твердыми как камень.

Они попятились назад, чтобы он не мог до них дотянуться.

—  Он,  по-видимому,  не  очень-то ушибся,— заметил  Саймой,   потирая голову в том месте, куда пришелся случайный удар.— Он, наверное, когда упал, потерял сознание, а потом пришел в себя и заполз сюда...

—  У  него  нехорошо с  ногой,— сказала  Мэри.— Он,  наверное,  ее  вы­вихнул.— Она   посмотрела   на  мальчика   и  спросила  громко  и  отчетливо, словно,   помимо  того,   что  он  был  иностранец,   он  был   еще   и  глухим: — У тебя болит нога?

Мальчик смотрел на нее и молчал. Он дрожал с головы до ног, как мок­рая собака. А глаза у него были огромные и цвета сливы.

—  Он, наверное, не понимает по-английски,— заметил Саймон.

—  Ты говоришь по-английски?—спросила  Мэри,   но мальчик  ничего не ответил.

Только по глазам его было понятно, что он ее слышал, потому что перевел взгляд с Саймона на нее. Он был очень маленьким и безобидным на вид, чем напомнил Мэри ее кота Ноакса, когда тот котенком только по­явился у них в доме: тоже на вид был ласковый и тихий, но, как только до него дотрагивались, тотчас сжимался в меховой клубочек и шипел от ярости.

—  Лучше давай подумаем, что делать,— предложил Саймон.

Поскольку он был выше Мэри, то ему, естественно, было более не­удобно под кабиной. Вылезал он, упираясь в землю локтями и пятясь на­зад. А Мэри, оставшись с мальчиком наедине и убедившись,что Саймон не услышит ее и не будет смеяться, сказала тихо:

—  Я   не  хотела   сделать  тебе  больно.   Или   напугать  тебя.   Я   просто не подумала, что делаю.

Он тотчас перестал дрожать, словно понял ее.

—  Как тебя зовут? — быстро спросила она и,  показав на себя, сказа­ла: — Меня зовут Мэри.

Но мальчик молча смотрел на нее, а потом вдруг начал плакать. Из его сливовых глаз по крыльям носа бесшумно бежали слезы, блестящие и густые, словно капли ртути. Будто из сломанного градусника, подумала Мэри.

Саймон уже давно вылез из-под кабины и звал ее.

—  Не   плачь, — сказала   Мэри, — и   не   бойся.    Я    вернусь.   Я   обяза­тельно приду.

Саймон, по-видимому, был прав, утверждая,  что мальчик не понимает по-английски, а потому, стараясь успокоить его, добавила нараспев, словно он был дикое животное или младенец:

—  Я тебя в беде не оставлю.

Ей хотелось обнять его и крепко прижать к себе. Такой он был ма­ленький, такой худенький...

—  Мэри... — еще    раз    позвал    Саймон,   и   она   выползла    из-под    ка­бины.

—  Я купил ему леденец,— сказал Саймон.— Услышал, что проезжает тележка со сладостями, и купил.

Мэри смотрела на него сощурившись, потому что после тьмы под кабиной свет на берегу был слишком ярким.

—  Пусть поймет, что мы ему не враги.

Леденец был завернут в бумагу. Мэри снова залезла под кабину и ки­нула его мальчику. Он перестал плакать и с минуту смотрел на нее, а по­том, протянув коричневую руку, схватил леденец, развернул его и откусил кусок, так и не отрывая глаз от ее лица.

—  Ешь,— посоветовала Мэри.— Леденец вкусный.

Он откусил еще кусочек, и его вырвало. Мэри, зажав нос, выползла из-под кабины.

—  Его   вырвало,— объяснила   она.— Пахнет   жутко.— Ей   показалось, что и ее вот-вот вырвет.— Что нам делать?

—  Я   об   этом   и   думаю,— ответил   Саймон.   И  помолчав,   добавил: — Но пока еще ничего не придумал.

—  Ему нужно умыться,— сказала Мэри и, взяв из кабины ведро, по­шла к морю.

Ярко-красное солнце уже совсем спустилось к горизонту, и прохлад­ный ветерок ворошил воду. Мэри набрала полное ведро.

—  Давай побыстрее что-нибудь придумаем. Иначе он простудится, ес­ли пробудет там всю ночь.

—  Слушай,  вылезай!   Мы  тебя  не  обидим! — наклонившись,   крикнул Саймон.

—  Он, наверное, боится тебя,— сказала Мэри. Саймон выпрямился.

—  Вполне возможно. Позови его ты. Ты девочка и меньше меня,  мо­жет, он не будет так бояться.

—  Сейчас,— ответила Мэри.— Только сначала надо решить, что с ним делать.

«Может, взять его домой?» — подумала она, но тотчас отказалась от этой мысли. Тетя Элис становилась, по выражению дедушки, «сама не своя», если кто-нибудь приходил просто к чаю.

—  А ты не можешь взять его к себе? —спросила Мэри.— У вас полно народу. Никто и не заметит, если станет одним больше.