Саур-Могила. Военные дневники (сборник) - [65]

Освободившись от шнурка, я вправил его в ботинок, который был велик по размеру. Теперь они оба не спадали с ног. Правда, один давил, а другой болтался. И оба натирали.

Наткнувшись в посадке на выброшенный мусор, я взял пустую пластиковую бутылку от лимонада «Дюшес». Если найду воду, то будет во что её набрать. А пить уже давно хотелось…

Ещё через посадку я остановился – впереди было село. Движения в нем не наблюдалось. Военных и техники – тоже. Село показалось маленьким и как бы вытянутым (как потом я понял, глядя на карты гугл, оно вытянулось вдоль полу-пересохшей речушки). С одной стороны, можно было его обойти; с другой – я понимал, что без воды и еды далеко не уйду – надо было «выходить из лесу». Это казалось риском, но я доверился внутреннему порыву и двинулся к домам.

1 сентября Первый день после побега Мир полон чудес

Дома впереди были без признаков жизни. Только возле одного двора паслась коза и гуляли куры. К нему я и направился, наперерез через пустырь. Думая, что если повезёт, то сойду за бродягу.

Подходя ко двору, я увидел двух пожилых человек, мужчину и женщину. Они тоже меня увидели и замерли, внимательно наблюдая, как я подхожу. Я поздоровался с ними и попросил воды. Дед, до того стоявший слегка напряжённо, продолжил свои дела и зашёл в сарай. Видимо, мой жалкий вид не представлял угрозы, а слова развеяли опасения, показав отсутствие злого умысла. Бабушка, глядя на меня, спросила:

– Ты в какой армии был?

– … – я замялся.

– Можешь говорить, не бойся.

– Из украинской. Мы стояли на высоте, нас обстреливали неделю, потом попали в плен, сейчас вот пытаюсь вернуться домой – убежал.

Не то, чтоб её очень обрадовал тот факт, что я из ВСУ. Но и не огорчил. Скорее, она смотрела на меня как на человека, нуждавшегося в помощи.

– Сыночка, ты, наверное, несколько дней уже идёшь. Тебе, может, и поесть надо?

– Да, если можно…

– Сейчас, подожди тут.

Она ушла и через несколько минут вернулась с помидорами, двумя сырыми яйцами, оладьями и молоком.

– Дед у нас злой на украинскую армию. Он ходил недавно в магазин. Ему в очереди «объяснили», кто нас бомбил – в словах бабушки и том, как она говорила, мне почувствовался лёгкий сарказм.

На лавочке лежала старая газета, ещё с тех времён, когда тут стояли наши ВСУ. Я жевал и поглядывал на изображение карты АТО (то самое, на которое мы смотрели в 2014-м чутьли не каждый день). Да, всё верно, вот оно – Старобешево, а к юго-востоку Волноваха. Туда мне и надо двигаться.

– С какой, он говорит, армии?! – прокричал в нашу сторону дед, выйдя из сарая.

– С украинской – ответил я.

– Тьфу! Иди сдавайся. Если ты ничего не делал то тебя отправят домой.

– Зачем мне сдаваться? Они меня там месяц продержат. А я хочу скорее вернуться домой, увидеть жену и дочку. – При мысли о семье у меня комок подкатил к горлу. И последние слова я договорил с трудом.

Бабушка махнула рукой на деда, шикнула ему что-то. И он, возмущаясь вполголоса, удалился.

– А ты кто сам по национальности? – спросила бабушка, как-то странно на меня глядя.

– Я? Я сам украинец, жена русская… – вопрос про национальность меня удивил. Про жену я добавил на всякий случай, кто их знает, какие тут мифы ходят. Вдруг они и вправду верят, что мы «русскоязычных младенцев распинаем».

– Ааа… – как-то неопределённо, скорее для себя, произнесла она.

Потом она, как бы извиняясь, посетовала на бедность, что не может помочь как-то ещё. Живут без света. В магазине пусто. Пенсии не платят. Показала следы от осколков на доме, после взрывов. Честно сказав, что не известно, кто стрелял, в ответ на мой вопрос.

Я подумал, что могли быть и наши, ТБД есть ТБД. Мирные люди на линии соприкосновения страдают от обеих сторон. Хотя более вероятно, что если там стояли ВСУ, то стреляли скорее всего россияне или нерегуляры-коллаборанты (сепары).

Ещё она рассказала, как, выходя из села, колона ВСУ испугала всех местных жителей, пустив очередь из пулемёта вверх. Вроде бы ничего страшного не произошло, предупредительные выстрелы. Может, кто-то блокировал дорогу… Но в глазах местных это был акт геноцида. Сама бабушка рассказывала об этом, и было видно, что она переживает, вспоминая. Хотя я понимал, что это все такие мелочи по сравнению с тем, что могло быть и может быть дальше. Я видел, как утюжат по площадям, выбивая наших с позиции.

Разговаривая, она всё время смотрела на меня, как будто испытывая когнитивный диссонанс. В какой-то момент, когда я отвечал ей, она не выдержала и продолжила вслух мысль, которая явно не давала ей покоя:

– Разговариваешь ты вроде по-русски, без акцента… А ты точно украинец?

– Ну да… Папа из-под Харькова, мама из-под Чернигова…

– Хм… Что же ты такой чёрный…

– Такого сделали… – с улыбкой ответил я, переводя в шутку.

К тому времени, я не видел себя в зеркало уже пару недель. Даже удивился, ну, брюнет с темно-карими глазами… Да большинство таких, что тут удивительного? Но спорить не стал. Только потом, через день, когда брился, я увидел себя в зеркало и, наконец, понял, почему она так реагировала. Но это потом.

– Русские пообещали, что они порядок за две недели наведут, – с уверенностью в голосе поделился своей радостью подошедший дед.