«Сашина философия» и другие рассказы - [36]

Отец Владимир опять засыпает и видит себя выходящим из вагона. Его тут же окружают заждавшиеся христиане, берут благословение. Несколько старушек пришли на станцию с букетами. Интересно, где они взяли гладиолусы в конце ноября? Бедолаги, как же им трудно жилось без литургии и причастия! Ну, ничего, теперь заживем! Церковь отопрем, служить будем шесть дней в неделю. Или нет, лучше каждый день, все ведь хотят Богу потрудиться, вот всем желающим послушание и определим. «Братья и сестры! Кто желает петь на клиросе — тот отходи направо. Кто хочет печь просфоры и делать в храме уборку — налево!» — И отцу Владимиру грезится очередь самобытных деревенских старушек. Каждая что твоя Арина Родионовна. «А как вы поете, матушки, по нотам или так, по-народному?» — И те, кто справа, как по команде раскрывают рты. Откуда-то взялся мужик с гитарой. «Ай нэ-нэ-э, чернявыя-а! Ай да ну-у да ну!..» — «Что вы, что вы! Сестры! Не так надо!» — отец Владимир замахал на хор руками и проснулся. В вагоне плясали и горланили лохматые и грязные цыгане.

— Очи черныя-а! очи страстны… дай пять рублей, красивый! Счастье будет! И прекрасныя-а!

Батюшка достал последний железный пятак и положил его на протянутую грязную ладонь. Скоро цыгане убрались.

Отец Владимир снова прислонил голову к стеклу и закрыл глаза. Подумаешь, пять рублей! Не в деньгах радость! И вообще Господь свое чадо без заботы не оставит. Говорят ведь, что ни один священник с голоду не помер… хотя, постой, таких случаев как раз хватает. И с голоду, и от холода, и повешали нашего брата, и потопили, и пожгли… А кто же тогда с голоду помер? Цыгане? Или бомжи? Да нет. Врачи с учителями тоже от голода не мрут. Может, токари и шоферы? И про тех не слыхать. А нашего брата уморили без счету. Сколько-то по истории говорили… сорок тысяч… или четыреста… нет, не помню. Да, кошмарные были времена… Зато отец Захария говорит, что теперь времена хорошие настали. Служи — не хочу! И везде тебя ждут — и в школе, и в сельсовете. Везде священник — первый человек. Иди, проповедуй! Да, дожило наконец духовенство до счастливых деньков.

Церкви строить позволяют… Мой храм, наверное, вот тоже подбелить-подкрасить придется. Давно ведь закрытый стоит, облупился наверное весь…

За окошком мелькают столбы.

Но вот солнце укрыли тучи. Они тут же забрызгали все окна холодным осенним дождем. Отец Владимир дремал, мечтал и сквозь полудрему радостно улыбался. Навстречу проносились гнилые комбайны, разбросанные по непаханым полям, пустые дома с выбитыми стеклами, развалины ферм, окруженные кленовыми джунглями, мокрые мужики, увязшие в грязи на автомобиле марки «ЗАЗ».

* * *

Батюшка проснулся от легкого поглаживания по плечу.

— Молодой человек, конечная. Просыпайтесь. Перед ним обозначилась немолодая дама в галошах на босу ногу и с фонарем под глазом. Отец Владимир подскочил и, просочившись между ней и дверью, юркнул в тамбур. Оттуда быстро сбежал по ступенькам вниз. Застегнул куртку, огляделся и вспомнил, что выходить из вагона нужно бы посолиднее, как подобает настоятелю, которого встречают… Да, кстати! Он посмотрел по сторонам.

На площади у перрона месят грязь облезлые псы. Справа — бабка торгует семечками, слева — избушка с вывеской «Магазин». Прямо за площадью руины, похожие на бывшую церковь. Ни христиан, ни гладиолусов, ни слез счастья. Батюшка зашел в магазин, чтобы узнать, как попасть к его церкви. Продавщица уставилась на его подрясник:

— Ты чё, поп, чё ли?

— Да, я ваш новый настоятель.

— Настоятель? Настойку чё ли уважаешь? — Колючий взгляд торговки немного подобрел. — У нас тут тоже есть один настоятель. Все — мужики как мужики. Налижутся бражки и дрыхнут, а этого все на экзотику тянет. Только и слышишь: «Клавк! Настойку привезли?» А где я тебе возьму ее, настойку-то эту? У нас и вермуту отродясь не водилось, а этот все…

Батюшка не стал дослушивать:

— Вы подскажите, пожалуйста, как мне к церкви проехать? — перебил он продавщицу.

— Да ты чё, ослеп? Без настойки-то? А это тебе чё? Райтоп чё ли? — И она ткнула пальцем в стекло, указывая на руины. Отец Владимир пояснил:

— Мне не эта нужна, а Архангельская, где я служить буду.

— Архангельская-ангельская! У нас другой не бывало никогда. Во! Хошь — служи! Хошь — пляши! Это тебе не церковь?

— Она что? Одна у вас? — не терял надежду батюшка.

— А то!!!

Отец Владимир вышел из магазина и двинулся по грязи через площадь. Ноги не слушаются, рот не закрывается, глаза намокли. Руины от месива площади отделяла свалка. Он остановился, подумал. Присел на ржавый помятый холодильник и стал размышлять то ли о гладиолусах, то ли о хороших временах, то ли о том, куда податься на ночлег… без денег.

Вечерело, и у магазина уже бузил его коллега «настоятель»:

— Клавк! Настойку привезли?

— Нет!

— А чё ты радостная такая?

— Да поп приехал. Вон сидит, скучает. Насто-я-тель.

— А чё мне нас-то-я-тель! Он чё, настойку привез, чё ли..?

В числе дураков

Проповедь о Рождественском посте дешевле всего под Новый год. Надвигается эта самая развеселая ночь, и чем она ближе, тем усерднее отводят свой взгляд внимающие. Известное дело… И немало вспоминается анекдотов про больную новогоднюю голову.