Сапфир и золото - [16]

— Нет тут никакой принцессы, — заявил менестрель, подходя к окошечку, — она давно уже к родителям вернулась.

— Лжёшь, чудище! — завопил луковый рыцарь. — Подъезжая, я видел, как томится в башне принцесса!

Дракон и менестрель удивлённо переглянулись. Тут же глаза юноши заблестели, он расплылся в улыбке и показал Дракону пальцем на себя. Рыцарь сослепу принял менестреля за принцессу! Дракон накрыл рот ладонью, с трудом сдерживая смех, и знаками показал менестрелю, что надо бы сказать об этой ошибке луковому рыцарю. Но юноша возразил страшным шёпотом:

— Погоди, господин дракон! Есть у меня идея получше.

Правда, озорной блеск в глазах с этим шёпотом не вязался, и можно было предположить, что менестрель задумал какую-то шутку.

— А что же ты собираешься делать с принцессой, если мы тебе её отдадим? — спросил менестрель в окошечко.

— Как это что? — даже растерялся рыцарь. — Разумеется, увезу её с собой, женюсь на ней и получу полкоролевства в придачу.

— А не отступишься от своих слов?

— Я от своих слов не отступаюсь! — важно и даже горделиво заявил луковый рыцарь.

— Тогда подожди немного, принцесса сейчас к тебе выйдет, — пообещал менестрель.

— И без сражения отдадите? — недоверчиво, но с явным облегчением уточнил луковый рыцарь. Он плохо себе представлял, как сражаться с драконами, просто так было положено — требовать принцесс через поединки.

— Отдадим… если пожелаешь забрать, — прибавил юноша и уткнулся лицом в плечо, чтобы не расслышал рыцарь его смех.

— Что ж, тогда подожду, ибо решимость моя некобе… не-по-ко-бе-ли-ма, — ещё важнее, чем прежде, объявил луковый рыцарь и упёрся руками в снятый с пояса зачехлённый меч (эта поза непременно должна была произвести впечатление на принцессу — так он считал). Не такой уж он был и образованный, как оказалось.

Менестрель, кивнув Дракону, поспешил наверх.

«Что это он выдумал?» — подумал Дракон, поглядев ему вслед, а ещё подумал со вздохом, что, наверное, придётся откупаться от рыцаря, когда тот обнаружит обман и разгневается: ну не сражаться же с тем, кого можно одним щелчком зашибить?

Менестрель же выдумал вот что: поднявшись к себе, он порылся в шкафу, достал оттуда одно из принцессиных платьев — выбрал жёлтого цвета почему-то, будто других и не заметил, рука сама потянулась — и облачился в него, а после напялил на голову колпак с фатой, какие носили прежде девы королевских домов, — и превращение можно было считать завершённым. Так-то оно так. Может, он бы и сошёл за принцессу, особенно если глядеть издали, но отросшие за ночь усики и бородка (растительность на лице менестрель терпеть не мог и каждое утро изводил её, скребя по подбородку и скулам ножом, а в это утро ещё не успел) предательски торчали в разные стороны, повествуя о том, что под платьем принцессы скрывается то, чего там быть никак не должно. Менестрель подумал, что это отличная шутка, чтобы повеселить ударившегося в осеннюю хандру Дракона.

— А вот и принцесса! — провозгласил юноша, вернувшись к двери.

Он ждал, что Дракон засмеётся, увидев его, но Дракон не смеялся. Его глаза округлились, причём зрачки вытянулись в драконьи, и он отчего-то побледнел, словно увидел перед собой привидение.

— Господин дракон? — встревожился менестрель, которому показалось, что мужчина готов упасть в обморок.

А Дракон вдруг, как по наитию, сцапал его, обхватил руками за плечи и прижал к себе — менестрель и пикнуть не успел! Юноша растерялся и даже раскраснелся. Не такой реакции он ждал!

— Господин дракон? — нерешительно окликнул он мужчину.

Тот будто не слышал. Руки у него, заметил менестрель, сильно дрожали, и сердце часто билось, вот только иначе, чем у людей: биение шло переливами, точно расходились круги по воде от нечаянно упавшего листка или пушинки, — так же мягко, неощутимо, неведомо… Юноша сглотнул, сердце его пустилось в пляс.

Дракон опомнился, оттолкнул менестреля и что-то пробормотал — что-то похожее на извинения или объяснения, но такое невнятное, что менестрель ничего не понял.

— Так что же принцесса не выходит? — гаркнул из-за двери рыцарь, и оба невольно почувствовали к нему благодарность: окрик развеял состояние неловкости, в котором оба пребывали.

— Уже выходит, — отозвался менестрель, к которому тут же вернулись и задор, и шутливость.

— Не стоило бы… — начал Дракон, но юноша уже шагнул за порог.

Бедный луковый рыцарь! Он вытаращил глаза и, должно быть, дар речи потерял.

— Что оробел? — с напускной суровостью спросил Дракон, невольно втянувшись в разыгрываемую менестрелем шутку. — Или тебе принцесса не показалась?

Рыцарь что-то промычал и показал пальцем на менестреля. Тот взялся за края платья и сделал наивежливейший книксен — так ловко и с такой грациозностью, что Дракон подивился: манерам-то менестрель, видно, был обучен!

— Ужель и от слова своего отступишься? — поинтересовался юноша насмешливо. — А как же полкоролевства?

Луковый рыцарь попятился:

— Не надо мне полкоролевства.

— Так хоть давай тебе в награду за усердие покажу лодыжки, — предложил менестрель, ещё выше приподнимая край платья. Показывать лодыжки было верхом неприличия — для принцесс, разумеется, — но также и способом выказать поклоннику благосклонность.