Сапфир и золото - [14]

— Верно, заставил тебя поволноваться, уж прости.

На том разговор и кончился. Продолжать его менестрель отчего-то не стал: то ли побоялся расспрашивать дальше, то ли успокоился этим смехом, то ли почувствовал во взгляде Дракона благодарность за проявленную заботу и смутился тому.

А Дракон спохватился:

— Да, чуть не забыл! Есть у меня к тебе просьба, господин менестрель. Поможешь мне завтра утречком в одном дельце?

Юноша кивнул, но о подробностях этого «дельца» Дракон распространяться не стал, так что было над чем подумать в оставшийся вечер.

— Помоги расстелить, — попросил Дракон утром, раскидывая по траве холстину, и менестрель помог, гадая, для чего это понадобилось.

Мужчина же оборотился драконом и стал по холстине топтаться, иногда вскидывая крылья и трепеща хвостом. Что это был за ритуал — юноша не представлял, но всё оказалось проще, чем он думал. Потоптавшись так с полчаса, Дракон схлынул и перескочил на траву, а менестрель увидел, что на холстине остался ворох чешуек, поблескивающих всеми цветами радуги на холодном осеннем солнце, и догадался, что вся хандра Дракона — от линьки. Однако для чего же было собирать чешую?

Они с Драконом взялись за края, сворачивая холстину в узел, и ссыпали чешую в большую дубовую бочку, которую мужчина притащил из башни загодя.

— Время подати собирать, — сказал между тем Дракон, оттащив без особого труда бочку к изгороди. — А мне ещё нужно слетать к окраинам, глянуть, нет ли где пожаров. Так что прошу, господин менестрель, меня подменить.

— Как же я смогу? — растерялся менестрель.

— Премудростей-то никаких, — возразил Дракон и начал объяснять: — У крестьян бери, что бы ни принесли, а взамен раздавай чешуйки. Поверье есть, что драконья чешуя удачу приносит, оберегом от разных невзгод служит и от колдовства защищает. Уж не знаю, насколько это верно: силы-то в ней самая малость.

Менестрель сунул руку в бочку, поворошил чешуйки и подумал, что такие поверья на пустом месте не появляются: драконы же существа волшебные, почему бы и чешуе некоей долей чар не обладать? Казалось (или он это себе надумал?), от чешуек исходило тепло, приятно щекочущее ладонь, — точно волшебные!

Дракон счёл, что этих объяснений достаточно, и улетел, обещав вернуться не позднее полудня. А юноша стал ждать крестьян.

Люди потянулись к башне через час с лишним. Сложного в сборе податей, действительно, ничего не было: крестьяне складывали что принесли возле изгороди, менестрель благодарил их («Да будет с вами благословение благодетеля нашего Дракона на весь год!») и давал каждому по чешуйке. Крестьяне кланялись, желали того же и самому менестрелю и отходили, уступая очередь другим. Юноша подметил, что некоторые подходят по нескольку раз, уже с новыми дарами, очевидно желая заполучить побольше чешуек, но, поскольку Дракон ничего не говорил насчёт того, сколько чешуек давать в одни руки, делал вид, что так и нужно, и приветствовал их прежними словами.

Полдень давно прошёл, Дракон ещё не возвращался, так что юноше пришлось справляться одному. Людской поток схлынул ещё нескоро, как раз к вечерней заре, и менестрель успел раздать все чешуйки до последней, а возле изгороди образовалась порядочная куча из принесённого крестьянами. Но, глядя на то, что он собрал, юноша почувствовал некоторую неуверенность и даже опасения: а стоило ли принимать в качестве податей, к примеру, пучки травы (сорняки сорняками!) или нанизанные на верёвку камешки? Обнаружился среди прочего даже череп какого-то некрупного животного, скорее всего, овцы. Как ни посмотри, а несли крестьяне Дракону всякий хлам!

Были, конечно, и вполне приличные и ожидаемые дары: туго набитые мешки с мукой, свежеиспеченный хлеб, восхитительно пахнущие окорока, некрашеные холсты, восковые свечи, вырезанные из дерева миски, выкованные новенькие ножи, подсвечники, мотыги, грабли, — словом, всё, что может понадобиться Дракону в обиходе. Но монет никто не принёс, и это менестреля удивило больше всего: в других королевствах, он знал, требовали налоги серебром, а то и золотом.

Менестрель перевернул пустую бочку и сел ждать Дракона. Тот вернулся усталым, пахнущим гарью, с выпачканным сажей лицом, тяжело привалился к изгороди и приветственно поднял руку — у него не было даже сил говорить, и юноша понял, что где-то случился пожар.

— Вижу, и без меня справился? — отдышавшись, спросил мужчина.

Менестрель помялся и пожаловался ему на столь бессмысленные, по его мнению, подношения. Дракон их бессмысленными не считал.

— Травы эти — лекарственные, — объяснял он каждую из наречённых юношей «хламом» вещей, — а можно и чай заварить. Камни — чтобы огонь добывать, это кремний.

Насчёт черепа, правда, он хорошенько подумал и не слишком уверенно предположил, что из костей, если их истолочь хорошенько, может выйти что-нибудь полезное. А может, и подшутили крестьяне, намекая на историю с «кладовой на тысячу черепов», которой пугали менестреля: мол, ещё один череп в коллекцию. Юноша при этих словах сильно покраснел.

Как бы то ни было, Дракон остался собранным весьма доволен, и они с менестрелем почти до самой ночи перетаскивали дары в башню, а потом полуночничали запоздалой трапезой: Дракон нарезал окорок, наломал хлеб и накипятил чаю с травами, и проголодавшемуся за день менестрелю казалось, что ничего вкуснее он в жизни не едал.