Сантрелья - [56]

Через час вбежала встревоженная горничная, причитая, что хозяин, очень сердитый, приказал нам обеим явиться в главный зал. Беренгария побледнела:

— Нам влетит.

Но она взяла себя в руки, приняла беспечный вид, решив, что таким образом ей, как обычно, удастся умаслить любящего отца. Да еще мать поможет, пообещает наказать по-своему непокорную дочь, а такие наказания сулили дочери долгие часы общения с матерью, выслушивание ее наставлений, перерастающих в задушевную беседу. Это бывало редко, и Беренгария даже любила такие наказания. Самая страшная кара грозила со стороны священника — часы молитв, заученных и бессмысленных, поскольку латыни девушка не знала, молитв, которые надо было произносить вслух, стоя на коленях перед образами в домовой церкви. Весь этот спектр возможных испытаний она изложила мне по пути в зал.

Доньи Эрменехильды в зале не оказалось. На высоком стуле, как судья, восседал сеньор — владелец замка. Лицо его отражало серьезный настрой. За столом расположились другие господа, один из которых был в рясе, а чуть поодаль разместился Абдеррахман. Только мы вошли в зал, как двое мужчин заломили мне руки назад. Среди них я узнала своего вчерашнего обидчика. Меня поместили в центре зала лицом к «присяжным». Беренгарию отец попросил сесть рядом с ним.

— Дочь моя, — мрачно начал дон Ордоньо, — вчера ты водила эту девицу в казематы, где она имела возможность обменяться информацией с узниками, которые являются нашими врагами. Так ли это?

Я почувствовала подвох в его вопросе, но Беренгария тут же попалась в расставленные сети, ответив «да» и тем самым подтвердив мою преступную связь с узниками.

— Но, отец! — тут же вскричала девушка, осознав вдруг свою ошибку. — Она там ни с кем не общалась.

— Санчо, — обратился сеньор к одному из приближенных: это был вчерашний надзиратель. — Повторите ваши показания!

Санчо поклонился, многозначительно откашлялся и торжествующе отрапортовал, упиваясь собственной значимостью:

— Вчера, когда госпожа Беренгария, многоуважаемая дочь вашей милости, уже покинула камеру одного из узников, эта неизвестная мне особа, имеющая, как я теперь выяснил, сомнительное положение в замке вашей милости…

— Это не важно, короче, — одернул его дон Альфонсо, сидевший здесь же, недалеко от отца.

— Так вот, эта особа задержалась в камере и что-то прошептала узнику, при этом держа его за руку.

— Так ли это, Элена? — прогремел дон Ордоньо. — Ты подтверждаешь это?

Я встрепенулась и обвела взглядом присутствующих. Абдеррахман сидел, мрачно опустив голову. Я огорченно посмотрела прямо в глаза дону Ордоньо и твердо сказала:

— Нет!

Благодаренье богу, удержавшему меня от откровенных признаний, которые я чуть было не сделала Беренгарии!

— Она лжет! — выкрикнул человек в рясе. — Чем она объясняет, в таком случае, что сегодня днем она отлучалась из замка? Не передавала ли она сведения нашим врагам, не готовят ли они побег узников при ее содействии?

— Погодите, падре Эстебан, не горячитесь, — вмешался дон Альфонсо. — Отец, позволь мне обратиться к сестре.

Сеньор кивнул.

— Беренгария, где ты находилась сегодня после завтрака?

— Я гуляла, — гордо ответила девушка, упрямо сжав губы.

— С кем?

— С Эленой, — еще громче и с большим вызовом произнесла она.

И я почувствовала благодарность к этой девушке за мужество. Ведь она могла отречься от меня, и никто не узнал бы, что она, вопреки запрету, покидала пределы крепостных стен.

— Дочь моя, где ты гуляла? — строго спросил отец. — Не за воротами замка, я полагаю?

— Как раз за воротами, — дерзко заявила девушка.

— Ты будешь наказана, как всегда, — грозно проговорил ее отец. — Однако, это доказывает, что Элена выходила из замка не одна. Она с кем-нибудь общалась, Беренгария?

— Нет, она была только со мной.

— Вчерашнее твое посещение казематов столь же непростительно, — пророкотал дон Ордоньо. — За это ты тоже понесешь наказание.

— Вы не правы, отец, — возразил молодой Альфонсо. — Вы даже поощряли милосердное отношение к несчастным узникам. Хотя брать с собой чужестранку, пожалуй, неосмотрительно с твоей стороны, сестрица!

Почувствовав, что туча вроде проходит стороной, я расслабилась, ослабла и хватка державших меня удалых молодцов.

— Погодите, дон Ордоньо, — раздался вкрадчивый голос святого отца. — Вы не спросили у дона Санчо, с каким из узников общалась эта девица.

— Да, — встрепенулся владелец замка. — Так кто это был?

Санчо самодовольно расхохотался:

— Да это тот сумасшедший из последней камеры.

— Это же еретик! — взвился падре Эстебан. — Она колдунья и еретичка, если уж она не мусульманка.

— Сакромонт, какой веры твоя пленница? — потребовал дон Ордоньо.

— Насколько я успел понять, она христианка, — твердо сказал араб.

— К чему эти оговорки? — допрашивал сеньор.

— Я мало успел узнать о ней, к сожалению. Эта девушка мне симпатична, и я хотел бы знать о ней больше, — с поклоном ответил Абдеррахман.

— Я уверен, что она — еретичка! — упорно взвизгивал святой отец. — Вы разве забыли те колдовские предметы, которые мы извлекли из дорожной сумы того узника? Самовозгорающийся светильник? Коробка с бегающей стрелкой? Ящик, говорящий человеческим голосом, причем его, узника, голосом? И эта совсем маленькая круглая коробочка с малюсенькими стрелочками, что мы сняли с его руки? А из чего сделаны эти вещи, я спрашиваю вас? Это не дерево, не камень, не железо, это вообще не металл! Таково вещества нет в нашем мире. Он — колдун и еретик. И если эта особа связана с ним, то и она — ведьма!