Санта действительно существует? - [18]
Я узнал о нем из местной библиотеки, а еще от хиппи. Хотя расцвет их движения в США пришелся на 1960-е15, в 1970-х все еще можно было встретить много хиппи. Они исповедовали философию преодоления пределов рационального мышления при помощи наркотиков — преимущественно марихуаны и психоделиков.
Я был слишком мал для тусовок, но все же увлекся философией хиппи с легкой руки друга моей няни, который иногда спорил со мной, стремясь поколебать мою уверенность в рациональном мышлении.
«Почему ты позволяешь ограничивать себя сознанием и языком? Откуда ты знаешь, что мыслишь правильно? Люди в других культурах думают иначе. Тебе нужно выйти за пределы своего мышления при помощи трансцендентального опыта».
Рано или поздно ему всегда надоедало спорить с восьмилетним пацаном, и он усаживал меня смотреть телевизор.
В конце концов я решил, что в словах этого хиппи есть смысл, пошел в библиотеку (там работал парень с синдромом Туретта — он мог спокойно сидеть и читать, а потом внезапно обругать вас, когда вы этого меньше всего ожидаете) и взял книгу по философии, в которой на нескольких страницах излагались индийские Упанишады16 и которая утверждала, что я ошибался, а хиппи был прав.
Высшей или окончательной реальностью, согласно Упанишадам, является Самость, потому что она находится внутри меня и лежит в основе Вселенной.
Разумное «я», то есть самость, «не рождается и не умирает. Оно не возникло из чего-то, ничто не возникало из Него. Оно нерожденное, вечное, неразрушимое, древнее. Оно не повреждено, даже когда убито тело» (Катха-упанишада, 2: 18). Как же мы можем понять ее? Не думая! «Очистив разум от лености и рассеянности, сделав его непоколебимым, / Он освобождается от разума и идет к высшему уделу» (Майтри-упанишада, 6: 34).
Когда я читал это в детстве, оно казалось великолепным. Смысл и бессмертие! Те самые штуки, которые нравятся мне больше всего! Когда я был еще младше, то сильно расстраивался из-за того, что однажды умру. Я лежал ночью в кровати и пытался представить себя несуществующим. Когда мне это удавалось и я пугался, то сразу же понимал, что на самом деле мне не удалось достичь желаемого и я все еще существую, только представляя себя несуществующим. Тогда я пытался вообразить, что и этого тоже не существует, и пугался еще больше. Затем я понимал, что и то состояние, которого я достиг, — все еще не полное исчезновение, так как существует личность, представляющая это исчезновение. В конце концов я убегал в спальню к родителям и забивался там под кровать.
Логика тут не спасала. На самом деле она все только усугубляла, потому что какой могла бы быть логическая причина того, что я стану жить после смерти? И на каком логическом основании мне следовало верить, что при этом условии у чего-либо есть смысл? Я мог умереть, все могли умереть, Вселенная могла исчезнуть. Зачем вылезать из кровати? Мистицизм казался более перспективным! Я вместе с моим другом, Джонатаном Блейном, сидел на матрасе на чердаке, скрестив ноги, и пытался достичь Самости.
Позже я изучал буддизм, был монахом в Вал Чуламани в Таиланде, получил мантру от индийского гуру, который путешествовал по миру, чтобы обнимать людей. Я хотел получить тот опыт, о котором рассказывали Упанишады и мой знакомый хиппи.
Что же мистик узнаёт о реальности, исходя из полученного мистического опыта? Трудно сказать, потому что поведать об этом невозможно. Озарения не передать словами. Когда мистики пытаются облечь свой опыт в слова, то начинают противоречить сами себе.
Можно сказать, что реальность, познаваемая мистиком, противоречит сама себе. Но в мистицизме мы не пытаемся избежать самопротиворечия, как в логике. Мы понимаем, что реальность действительно самопротиворечива.
Герметический философ Николай Кузанский в своей работе с парадоксальным названием De docta ignorantia («Об ученом незнании») пишет, что реальность может быть охарактеризована как coincidentia oppositorum — совпадение противоположностей. Упанишады согласны: «Оно движется, оно не движется, оно далеко, оно близко, оно внутри этой Вселенной, оно этой Вселенной вовне» (Иша-упанишада, 5).
Противоречива не только реальность, но и процесс ее познания: «Кем не понят, тем понят, кем понят, тот не знает [его]. Кто из нас знает его, [тот] знает его, и он не знает, что не знавшими» (Кена-упанишада, 2: 3).
Кажется, Упанишады подразумевают, что тот, кто не понимает, тот понимает, а кто понимает, тот не понимает. Это тяжело осмыслить! Возможно, нам удастся понять, если мы не поймем! Но в таком случае мы будем думать, что поняли, а на самом деле не поймем! Логика подсказывает нам, что это утверждение нужно отбросить как чепуху, но почему мы должны доверять логике? Если мы заинтересуемся данным вопросом, то выясним, что многие представители разных эпох и культур высказывались самопротиворечиво, когда хотели поделиться глубочайшими озарениями о жизни. Самопротиворечиво, но истинно.
Христианский теолог Дионисий Ареопагит писал: «В этой Тьме, в которой нет Света, мы молимся о пришествии и о том, чтобы видеть, не видя, и о том, чтобы знать то, что за пределами всякого восприятия и понимания». С этим согласны не только хиппи; некоторые из самых ортодоксальных католических теологов согласны с такой негативной теологией (хотя и монахов можно рассматривать в качестве одного из видов институализированных хиппи).
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.