Санки, козел, паровоз - [50]
Нашел Виталик и пример, очень трогательный, благого вмешательства веры в военные действия во время той же Первой мировой. Сочельник 1914 года, позиции немецких войск под бельгийским городком Ипр. Затеплив свечки, прилепленные к веткам, солдаты поют Noel, рождественскую песню, сочиненную за сотню лет до этого в городке Оберндорфе близ Зальцбурга местным органистом Францем Ксавером Грубером и пастором Йозефом Мором:
В какой-нибудь сотне метров от них английские солдаты, сидя в своих окопах, расслышали мелодию и подхватили carol:
И вот в морозной ночи плывет:
А потом солдаты сошлись и начали меняться сигаретами, шоколадом, консервами, зажигалками. Они давали друг другу клочки бумаги с адресами: «Пиши, если уцелеешь — и если выживу я!» После рождественских пели народные песни. Артиллерия молчала, но по-английски и по-немецки звучали слова псалма: «Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною…» А наутро немцы и англичане сыграли в футбол — между траншеями. И хоронили павших, отдавая им воинские почести. Так началось — и закончилось — рождественское перемирие. Загремели отдохнувшие пушки, а через два года там же, под Ипром, немцы травили англичан и французов горчичным газом…
А по-честному, милая, оглушенный твоей болезнью, я забросил подальше резоны здравомыслящего безбожника и по наущению экстрасенсихи — ну ты ее помнишь, приходила, творила пассы, двигала свечой туда-сюда — отправился в Кусковский парк, чтобы на перекрестье тропинок закопать то ли свечной огарок, то ли еще какой предмет и пробормотать мантру. Да, я тогда был готов уверовать… Но мне показали кукиш.
Вот и сейчас, когда прихожу к тебе — редко, конечно, сама знаешь, — ставлю свечу в часовне, ее там обновили. Верить не верю, а ставлю.
Вот какое рассуждение нашел Виталик у одной израильской писательницы с острой фамилией Шило. Тщась приблизиться к пониманию, что же есть Бог, герой садится рядом с муравейником. Сначала он пытается удержать в поле зрения какого-нибудь муравья. Ох, нелегкое дело… Эта кроха все время в движении, и тысячи таких же снуют туда-сюда — глаз поневоле цепляется за кого-нибудь еще. Да и скучно — ну бежит он и бежит. Только моргнул, твой муравей уже пропал, ты уже не знаешь, который из них — он… Ладно, выбираешь другого. Вот он нырнул в дыру, и ты ждешь, когда он оттуда покажется. Но из этой дыры лезут и лезут такие же. Раньше-то он волок туда свою ношу, ты мог его отличить от других, а теперь — ну как его узнать? Этот? Или этот?
Он сидит в полуметре от муравейника, но они вряд ли его видят. Не так ли и с Богом? Мы все время думаем — Он сокрыт от нас, Он далеко. И задаем себе вопросы: почему же Он прячется? Почему так далек? Да ничего подобного! Он просто так велик, что мы Его не видим. Вот муравьи. Да подними они свои глазенки, все равно увидят разве кусок подошвы его ботинок. А теперь, допустим, он хочет дать им знать: тут, рядом, сидит их бог. Как это сделать? Известны два способа: сыграть в доброго бога или — в злого. Правда, для этого надо бы понять, что по-муравьиному есть добро, а что — зло. Зло представить легче, сыграть в злого бога — интересней. (Ну да — ведь не снес Алешковский «Ад» букинисту!) Даже малыш, ходить еще не научился, строит башню из кубиков, ставит один на другой, выше, выше… А потом — ррраз! — и свалит их все. Вот радость! Строит — сопит от напряжения, хмурится, ему тяжко. А свалит — смеется. Он весел, он счастлив.
И вот герой этот берет бутылку воды и льет воду прямо на муравейник, в ту дыру, куда и откуда они ползут. Им нет спасения — кто-то погибнет сразу, кто-то чуть позже. А те, что окажутся в стороне и уцелеют, — может, они на минуту остановятся? Подумают: что это мы все бегаем и бегаем? И что это там, в полуметре от нас, такое безразмерное? Станут задавать друг другу — и самим себе — кое-какие вопросы. Может, даже подумают — уж не бог ли он, коли смог совершить такое? А если он сделает что-нибудь — по-муравьиному — доброе, скажем, принесет им еды, разве они остановятся? Задумаются? Да некогда стоять и думать — надо жратву в дом таскать, туда, в дыру эту. А нажравшись, закричат ли: «Господи! За что такое счастье?!» Дудки. А вот обрушится на тебя поток из небесной бутылки — начинаешь думать. О Боге тоже…
Правда, лить воду в муравейник сам Виталик не стал бы — все тот же Адик, тот же дятел.
Его к тому времени стал раздражающе донимать вопрос о нравственности священничества как института — от древнего жировавшего жречества до современных батюшек, освящающих «мазерати» за приличное вознаграждение. Ну да, наивно размышлял не искушенный в богословии Виталик, опираясь исключительно на то, что полагал здравым смыслом, и немудрящее бытовое представление о морали: разве нужны верующему такие посредники в общении с Господом? Да и вообще любые? Скажем, мудрый советчик, хорошо знакомый со священными текстами и готовый поделиться своей мудростью, зажечь верой сердца и направить на путь милосердия тех, кто пока на него не встал, — ох как нужен. Да где они, ау! И можно ли сии благие дела вершить, как бы это сказать, подешевле? Так он рассуждал наедине с собой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«…Илья, хоть и с ленцой, принялся за рассказы. Героя он нередко помещал в заваленную снегом избу или на чердак старой дачи, называл Ильей, снабжал пачкой бумаги, пишущей машинкой довоенной породы… И заставлял писать. Стихи, рассказы. Длинный роман о детстве.Занятие это шло туго, вещь не клеилась, в тоске и мучениях бродил герой по хрустким снежным тропинкам или шуршал листьями в сентябрьской роще, много и плодотворно размышлял. И всегда наступал момент, когда в повествование вплеталось нечто таинственное…» (В.
Он убежал на неделю из города, спрятался в пустующей деревне, чтобы сочинять. Но поэтическое уединение было прервано: у проезжих сломалась их машина. Машина времени…
Маленькая Люс смертельно больна. У ее отца остался последний выход — испробовать в действии машину времени, отправиться на пятьсот лет вперед в поисках лекарства для Люс — в слепой, но твердой убежденности, что люди далекого будущего не только намного разумнее, но и намного добрее людей XX века.
Почти автобиографический рассказ о свободе, творчестве, упорстве и неизбежности.
Три немолодых человека работают в больничной лаборатории. Три человека вздыхают о Несбывшемся, о непрожитом… Но оно гораздо ближе, чем кажется, и сбудется, как только зацветет торшер и в нем угнездятся дятлы.
Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
В книгу Регины Дериевой вошли произведения, прежде издававшиеся под псевдонимами Василий Скобкин и Малик Джамал Синокрот. Это своеобразное, полное иронии исследование природы человеческой глупости, которое приводит автора к неутешительному выводу: «придурков всюду хватает» — в России, Палестине, Америке или в Швеции, где автор живет.Раньше произведения писательницы печатались только в периодике. Книга «Придурков всюду хватает» — первая книга прозы Дериевой, вышедшая в России. В ней — повести «Записки троянского коня», «Последний свидетель» и другие.
Многоплановый, насыщенный неповторимыми приметами времени и точными характеристиками роман Светланы Шенбрунн «Розы и хризантемы» посвящен первым послевоенным годам. Его герои — обитатели московских коммуналок, люди с разными взглядами, привычками и судьбами, которых объединяют общие беды и надежды. Это история поколения, проведшего детство в эвакуации и вернувшегося в Москву с уже повзрослевшими душами, — поколения, из которого вышли шестидесятники.
В новую книгу Леонида Гиршовича вошли повести, написанные в разные годы. Следуя за прихотливым пером автора, мы оказываемся то в суровой и фантасмагорической советской реальности образца семидесятых годов, то в Израиле среди выехавших из СССР эмигрантов, то в Испании вместе с ополченцами, превращенными в мнимых слепцов, а то в Париже, на Эйфелевой башне, с которой палестинские террористы, прикинувшиеся еврейскими ортодоксами, сбрасывают советских туристок, приехавших из забытого Богом промышленного городка… Гиршович не дает ответа на сложные вопросы, он лишь ставит вопросы перед читателями — в надежде, что каждый найдет свой собственный ответ.Леонид Гиршович (р.
Борис Носик хорошо известен читателям как биограф Ахматовой, Модильяни, Набокова, Швейцера, автор книг о художниках русского авангарда, блестящий переводчик англоязычных писателей, но прежде всего — как прозаик, умный и ироничный, со своим узнаваемым стилем. «Текст» выпускает пятую книгу Бориса Носика, в которую вошли роман и повесть, написанные во Франции, где автор живет уже много лет, а также его стихи. Все эти произведения печатаются впервые.