Сандуны: Книга о московских банях - [16]

Впрочем, существовали ли бани на Руси в далекой древности, вопрос спорный, как уже говорилось, Н. М. Карамзин утверждал, что славяне мылись три раза: при рождении, перед свадьбой и после смерти. Вероятно, он ошибался: потому что парные бани существовали еще у скифов. По словам Геродота, скифы ставили войлочные шатры, в них помещался сосуд, в него бросали раскаленные докрасна камни. Поднимался дым и пар, и скифы, наслаждаясь, что-то выкрикивали от удовольствия. Правда, для мужчин пребывание в дыму и пару и составляло всю процедуру — теплой водой им обмываться не полагалось.

Из этого, конечно, нельзя делать вывод, что такое мытье — баня. Но древний арабский писатель Абу-Обейд-Абдаллахал-Бекри словно бы прямо спорит с Карамзиным. О древних славянах он пишет, что для мытья жители восточной Европы устраивают себе дом из дерева и законопачивают его мхом. В углу устраивают очаг из камней, дыру и двери закрывают, водой обливают раскаленные камни, и каждый стегается сухими ветвями, которые притягивают жаркий воздух. Это уже баня! Хотя, конечно, неизвестно, часто ли ее посещали.

Но вот свидетельство летописца Нестора, правда весьма легендарное. Старец утверждал, что апостол Андрей Первозванный, проповедуя христианство, завернул и на Русь, видел Новгород. Там он подивился людям, которые секут сами себя в пару прутьями. Апостолу такое дело не понравилось — «сами ся мучат и тако творят не мытву себе, но мучение». Был ли апостол Андрей на Руси или не был — вопрос спорный, но уж во всяком случае в годы, когда жил Нестор, то есть в XIII веке, на Руси парились так, как и сейчас в Сандунах.

По всей видимости, русской их прародительницей можно считать ту, которая стояла возле Киева при Ольге. Мстя за Игоря, княгиня спалила баню, а вместе с нею запертых там лучших мужей древлян.

Велик соблазн проследить путь бань от Ольгиной до Сандунов! Рассказать то, что известно про Ефремовы бани, что построил епископ в 1089 году в Переславле, — каменные, открытые для простого люда. Стало быть, первые общественные. Но тогда придется надолго задержаться и описать устройство княжеских мылен: в каждом дворце была своя мыльня со слюдяным окошком. Или рассказать, как мылся Иван Грозный при первой свадьбе с Анастасией Романовной Юрьевой-Захарьиной, как мылись с ним особо назначенные сановники, как другие прислуживали ему, как платье распаренному царю подавали. А уж про мытье царя Михаила Федоровича перед свадьбой известно все до последней подробности — как терли его мочалом и музыкой услаждали одновременно, а потом, не выходя, он пир пировал, «ествы приказные боярам подавал».

Соблазн велик, но наша цель — Сандуны. Можно бы сразу перейти к ним, но самые лучшие русские бани были построены не на пустом месте. Издалека тянулась традиция. Еще в первых, не разрушенных в 1890 году Сандунах, банной посудой была сосновая шайка с железным обручем, а для особо важных господ, как уже говорилось, подавался серебряный таз. В старых княжеских и царских мыльнях утварь была проще — медный таз.

Вот как была устроена царская мыльня. В сенях, которые назывались мовными или передмывными, у стен стояли лавки. И стол, крытый красным сукном. На него клали мовную стряпню — полотняный колпак, который понадобится в парной (потом в Сандунах голые, в чем мать родила, посетители надевали одну-единственную одежду — фетровую шляпу, чтобы голову не пекло). На красном сукне лежали простыни, тафтяные или бумажные опахала — чтобы стынуть быстрее после паренья.

Разоблачившись в мовной, шли в мыленку. Там в углу, сердито натопленная стояла большая изразцовая печь с каменкой, наполненной серым полевым камнем. Вылей в нее ушат холодной воды, вскинется она, шумно задымит паром. От печи до другого угла шел деревянный полок с широкими ступенями — как повернутая задом наперед трибуна. Только поднимались на эту трибуну не скорым шажком — дух прерывала жара, а спускались бегом, с криком радостным. В мыленке было не светло — оконца слюдяные мелкие, тафтяной занавеской прикрытые, а двери пестрые — красным сафьяном обитые и зелеными ремнями. В переднем углу непременно икона ставилась — помыться да не помолиться?

Внизу лавки для мытья ставились липовые бадейки — с холодной и горячей водой. И еще квас в берестяных туесках, а в медных тазах щелок — чисто моет, хорошо в пену сбивается. Квас был не для питья — плескали в каменку для сладкого духа. А пол был мягкий, как постель, — душистое сено, полотном покрытое. Только отдыхали после парения, конечно, не на полу — в мыленке скамьи с подголовниками ставились. В мыленке царя Алексея Михайловича срядили постели из лебяжьего и гусиного пуха в желтой клеенчатой (чтоб не мокла) наволочке.

Мылись и днем, и по вечерам. Если к вечеру, то красные суконные занавески на окнах опускали. Вносили слюдяные фонарики — далеко не видать, а все-таки разглядеть можно. Вода мыльная по желобу сходила.

Царские мыленки, хоть и не богаты с виду, много расходов требовали. Царскую баню крестьяне содержали. За один только 1699 год свезли туда с подмосковных лугов шестнадцать мерных копен душистого сена с полукопною. И веники здесь целый год голили не хуже холодного ветра поздней осенью. На все подмосковные волости оброк был вениками. Для паренья, для царева жаркого хлестания крестьяне Гвоздинской волости 320 веников доставили, Гуслицкой — 500, Селинской — 320… Везли свежие и сушеные веники из Гжели, Раменок. Всего 3010 веников за год извели. Вот как парились!