Сандуны: Книга о московских банях - [14]

«Комиссия о пользах и нуждах общественных» вконец запуталась. Позвольте, откуда же, как и было. Пятак? По правде было четыре копейки и грош, но с веником. А если без веника, так почему дороже, а не дешевле?

Долгоречивые, терпеливые в разговоре купцы начинали издалека. Посуда подорожала — раз, а бани по своему устройству часто требуют ремонта — два, а цены на дрова возвысились — три, а веники… И еще министерство внутренних дел как прописало: «Предоставить на волю содержателей бань делать по своему усмотрению уступки».

— Так, значит, содержатели должны делать уступки, а не управа, — горячились гласные из-за бестолковости купцов.

— А мы что говорили! — прикидывались простаками купцы. И договорились они до того, что в банях вообще не надо устанавливать таксу за вход. Изничтожить ее совсем, а купцы будут уступки делать.

Истерзанные спорами, гласные согласились только на то, чтобы веники из таксы исключить — «в видах сохранения от истребления лесов, доставляющих это производство». В простонародные пусть будет вход стоить пятак, в дворянские — не пятнадцать копеек, а двенадцать. За детишек же до семи лет пусть платят всюду половину.

На том и порешили.

Купцы ушли хмурые. Словно их обидели. А за порогом лукавым взглядом перебросились: дескать, ну что за дурни эти образованные дворяне! Опять при своих остались. Веничек — копейка… Пустяк! А как, господа хорошие, вам тысячу веничков или мильон?

…Петр Федорович Бирюков не знал, куда поехали другие хозяева — банщики, а он сел в свою карету, которая ждала его возле думы на Воздвиженке, и отправился на Пречистенку, к арендатору своему, знаменитому на всю Москву дровянщику Ивану Григорьевичу Фирсанову. Это его дрова палили во всех московских печах. Видать, прибыльное дело — разбогател, лучшие дома в городе скупал. Поселился где — на Пречистенке! Где самые знатные господа жили. В графском дворце устроился — мрамор, лакеи, люстры хрустальные. Сам купец, а дочку по-иностранному учит — вот чудной, деньги некуда девать.

Сам Петр Федорович свой достаток скрывал. И от этого выгадывал.

Вот и сейчас, вздохнув, сказал Фирсанову:

— Вот что, Иван Григорьевич. Баню построить не смогу — силенки маловато. Сколько на взятки потратишься, а все без толку. Придется опять брать твои Сандуны в аренду. Хочешь договор на десять лет сделаем? Хоть и дорого, буду по-прежнему платить тебе — двадцать пять тысяч в год. Не то другому отдавай. Ведь не поверишь — из последних силенок тяну. Трудно. Цены сильно возвысились. Одному тебе прибыток — и дрова твои, и веники твои. Уж очень сильно цены возвысились.

Иван Григорьевич знал, что Бирюков врет. Но тогда он не догадывался, как Петр Федорович ловко провел его. Через неделю после того, как заключили новый договор, все узналось. А тут и дочь Ивана Григорьевича Фирсанова, Вера Ивановна, воротилась. На воды, в Пятигорск, с мужем-полковником ездила. Отец ей, смеясь, рассказал, как Бирюков его провел:

— А я думал, сам кого хочешь обману! Вот, бестия, «из последних силенок тяну».

Дочь смеялась:

— Не жалей, отец. Неужто сам банями стал бы ведать? Теперь сколько банщиков развелось!

УГОЩЕНИЕ БАНЕЙ

Банные воры водились уже в Древнем Риме. Не будь их, сколько динамики потерял бы «Сатирикон» Петрония, где обобранный до ниточки герой вышел на улицы вечного города совсем нагим. Из этого можно предположить, что общественные бани возникли хотя бы днем раньше, чем объявились воры в них. Впрочем, старые историки довольно единодушно выводят дату рождения бани. Считается, что в Европе она появилась в одно и то же время и по одной и той же причине, что и «Илиада» и «Одиссея»: вследствие Троянской войны и сразу после нее.

Разрушив Трою, греки запомнили, как устроены были тамошние залы для омовений и, воротившись домой, принялись строить у себя такие же. По-видимому, сначала они были отнюдь не роскошные. Иначе Гомер не стал бы устами странствующего Одиссея живописать поразительную роскошь банных чертогов Цирцеи — о том, как он взошел в залу, покрытую драгоценным мрамором, где он испытал приятную теплоту, о том, как нимфа удивительной красоты сливала теплую воду на его голову и опрыскивала благовониями; о том, как, упоенный ароматами, он чувствовал свое тело и дух освобожденными от всякой усталости.

Греки действительно особо не преуспели в банном зодчестве. Об этом говорят раскопки. Больше того, они, пользуясь ванной, не сумели поначалу даже придумать дырку для слива воды. В домах и гимнасиях, где занимались спортом, пользовались душем с деревянным и каменным ситечком, а из ванн воду вычерпывали. Прошло лет двести, покуда неведомый изобретатель догадался выдолбить в ванне отверстие и закрывать его при надобности затычкой.

К временам Платона греческие бани, однако, стали тоже украшаться мрамором. Для них создавались прекрасные статуи. Между прочим, знаменитая скульптурная группа Лаокоон была обнаружена именно в бане. Платон предложил учредить общественные мытейные заведения, создать для них специальные законы. Великий врач древности Гиппократ нашел, что это не только место удовольствий, это еще и, говоря нынешними словами, курорт.