Сан-Ремо-Драйв - [70]
— Что такое? — спросил Майкл.
А его брат сказал:
— Разве мы не домой?
Мне было некогда отвечать. На двух колесах я взял поворот на Лукка, а потом еще один на Монако. На знаки «Стоп» я не останавливался. Левого поворота на Сансет не было, но я все равно повернул и поехал на восток.
Голос у Эдуарда прерывался:
— Папа! Ты меня испугал. Что случилось?
— Ничего не случилось, — ответил я и затормозил перед светофором на Аллендорф.
Но что-то, конечно, случилось. Полицейские приехали либо арестовать меня, либо, что еще хуже, забрать близнецов. Неужели мир встал с ног на голову? Марша похитила детей, а в бегах — я. Загорелся зеленый свет. Я тронулся дальше, но уже с умеренной скоростью, 65. Меньше всего мне хотелось сейчас, чтобы меня остановили за превышение, или за неподачу сигнала, или за смену рядов.
— Я не спал, — сказал Майкл. — Ты проехал мимо дома.
— Куда ты нас везешь? К бабушке?
Куда же еще ты их повезешь? Это были слова Лотты. Но как раз туда я и не мог поехать. Если полиция еще не дежурит на углу Оукхерст, то мать незамедлительно сообщит ей с гордостью о своем прибавлении. Дом Эрни был всего в нескольких кварталах, в Брентвуде. Ехать туда? Или остановиться в гостинице? А можно было так и ехать прямо-прямо, через горы, через пустыню Мохаве в резервации Аризоны — куда, я боялся, могла увезти детей Марша. В вышине, слева, как парусник, севший на риф, или Ноев ковчег на Арарате, стояли залитые светом стены музея Гетти. Я перебрался на правую полосу, по развязке выехал на шоссе 405 в сторону севера и с некоторым опозданием ответил на вопрос сына:
— Нет. Мы едем к Джимбо. Я оставил там кое-какие бумаги. Может, заночуем у него. Вы поиграете с Ганнибалом и Цезарем. Согласны? Помните, как они таскали вас по листьям?
— Я помню, — сказал Эдуард.
Майкл добавил:
— Мы держались за их хвосты.
По шоссе мы проехали до бульвара Малхолланд, потом обогнули холмы и у Калневы перешли в нечто подобное свободному падению, закончившемуся у просторного одноэтажного дома на Гарвин-Драйв. Датские доги залаяли раньше, чем мы вышли из машины. Вышел Джимбо, в халате, в суточной щетине. Он взял ребят под мышки и внес в калитку.
— Вот и ужин для собачек.
Ребята завизжали: доги, большие, как лошади, прыгали вокруг них. Они и на дыбы поднимались, как лошади. Потом вся четверка затеяла возню на дворе. Я вошел в комнату Джимбо. Стены были увешаны моими картинами, а в промежутках — фотографиями родителей Джеймса — моего дяди Джули и Френсис, актрисы-ирландки, на которой он женился в тридцатых годах. На столе — остатки вчерашнего покера, недопитое пиво, соленые крендельки, вегетарианский соус, которыми мой двоюродный брат угощал партнеров.
— Инграсия уехала?
— На неделю. В Сан-Сальвадор, к родителям, — ответил Джимбо.
— Удачно. Мы бы остались на несколько дней, если ты не против.
Он почесал в остатках волос.
— Ну, конечно. Буду счастлив. Но что происходит? Марша не вернулась? Это она привезла ребят? Ты ведь в Париж? Я тоже туда лечу в конце января.
Собаки внезапно подняли лай. Зазвенел звонок. Джимбо глянул сквозь жалюзи.
— Полиция. За тобой, да? И за ребятами?
Я кивнул.
— Сиди здесь. Они не могут войти. Я скажу им, что не видел тебя несколько дней.
— Нет. Не получится. Моя машина перед домом. Какая глупость! Смотри: и ребята выглядывают из-за ворот. Извини, Джимбо. Не надо было тебя впутывать.
Он пошел в переднюю.
— Сиди тихо. Ничего не говори. Вряд ли они с ордером.
Близнецы ввалились в боковую дверь вместе с догами. Я приложил палец к губам. Они притихли. Собаки стояли, тяжело дыша, пуская слюни. С крыльца доносились голоса: Джимбо, потом полицейского, опять Джимбо. Потом он вернулся в комнату. Лицо у него было белое.
— Это Лотта, — сказал он. — Попала в аварию. Ее пришлось вырезать из машины.
Мальчики поехали в полицейской машине. Для них — приключение, думал я, мчась позади на своем «бокстере»: сирена, скорость, вертящийся свет. Мы съехали с шоссе на бульвар Уилшир и пронеслись по Уэствуду. Затем, еще быстрее, — между полями для гольфа и сбавили скорость только перед пересечением с бульваром Санта-Моника. Небо здесь было освещено не только всегдашними розовыми, зелеными и желтыми огнями фонтана, но и синими маячками патрульных автомобилей и прожектором пожарной машины, направленным на место аварии. На обоих бульварах транспорт пятился. На траве и бетоне толпился народ. В бассейне лежала перевернутая машина. Вода из фонтана падала на ее днище. Я высунулся из окна: машина была с задней дверцей, цвета внутренностей сливы. Ее «хонда»! Мать потеряла управление, когда ехала по бульвару Санта-Моника в нашу сторону. Наскочила на бордюр и взлетела в воздух. Бессмысленная женщина! Глупая, старая болтунья! Что, если бы уже ехала обратно? Забрав детей, согласно своему плану? Я стукнул кулаком по сиденью. Перед глазами в последний раз мелькнул индейский воин на пьедестале — коленопреклоненный, он взывал к Великому Отцу с тех давних пор, когда мы с Бартоном еще не родились.
Лотта рожала нас в больнице Святого Винсента. Но сейчас я ехал не туда, а в «Сидерс-Синай». Я взял ребят и на лифте поднялся в отделение интенсивной терапии. Перед дверью в палату матери сидела Марша. Она встала. Мы обнялись. Близнецы с широко раскрытыми глазами остановились поодаль.
B маленьком старинном русском городке Чанчжоэ случилось событие сверхъестественное – безмолвное нашествие миллионов кур. И были жертвы... Всю неделю после нашествия город будоражило и трясло, как в лихорадке... Диковинные и нелепые события, происходящие в русской провинции, беспомощные поступки героев, наделенных куриной слепотой к себе и ближнему, их стремление выкарабкаться из душных мирков – все символично.
«Странствие слона» — предпоследняя книга Жозе Сарамаго, великого португальского писателя и лауреата Нобелевской премии по литературе, ушедшего из жизни в 2010 году. В этом романе король Португалии Жуан III Благочестивый преподносит эрцгерцогу Максимилиану, будущему императору Священной Римской империи, необычный свадебный подарок — слона по кличке Соломон. И вот со своим погоншиком Субхро слон отправляется в странствие по всей раздираемой религиозными войнами Европе, претерпевая в дороге массу приключений.
«Canto» (1963) — «культовый антироман» Пауля Низона (р. 1929), автора, которого критики называют величайшим из всех, ныне пишущих на немецком языке. Это лирический роман-монолог, в котором образы, навеянные впечатлениями от Италии, «рифмуются», причудливо переплетаются, создавая сложный словесно-музыкальный рисунок, многоголосый мир, полный противоречий и гармонии.
1941 год. Родители девочки Миши, скрывавшиеся в Бельгии, депортированы. Ребенок решает бежать на восток и найти их. Чтобы выжить, девочке приходится красть еду и одежду. В лесу ее спасает от гибели пара волков, переняв повадки которых, она становится полноправным членом стаи. За четыре года скитаний по охваченной огнем и залитой кровью Европе девочка открывает для себя звериную жестокость людей и доброту диких животных…Эта история Маугли времен Второй мировой войны поражает воображение и трогает сердце.
Мирча Кэртэреску (р. 1956 г.) — настоящая звезда современной европейской литературы. Многотомная сага «Ослепительный» (Orbitor, 1996–2007) принесла ему репутацию «румынского Маркеса», а его стиль многие критики стали называть «балканским барокко». Однако по-настоящему широкий читательский успех пришел к Кэртэреску вместе с выходом сборника его любовной прозы «За что мы любим женщин» — только в Румынии книга разошлась рекордным для страны тиражом в 150 000 экземпляров. Необыкновенное сочетание утонченного эротизма, по-набоковски изысканного чувства формы и яркого национального колорита сделали Кэртэреску самым читаемым румынским писателем последнего десятилетия.
Публицистические, критические статьи, интервью и лирический рассказ опубликованы в мужском журнале для чтения «Медведь» в 2009–2010 гг.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.