Самый обычный день. 86 рассказов - [138]
После обеда было замечено передвижение войск перед военной комендатурой. Сразу же, однако, появились граждане, которые ставили эту информацию под вопрос: была ли в этом маневре какая-то особенная наступательность, которая позволила бы прийти к выводу о серьезности положения, или это была самая обычная тренировка? Мало осведомленные в области военного искусства граждане, сознающие серьезность ситуации (которые после обеда снова встретились в кафе, а оттуда потихонечку направились к военной комендатуре), не знали, как следует интерпретировать этот факт. В этом они тоже были единодушны. В четыре часа тридцать две минуты на площадь выехал черный автомобиль с маленьким флажком. Оттуда вышел какой-то офицер. На таком расстоянии невозможно было определить его чин, к тому же большинство граждан, сознающих серьезность ситуации, в свое время были отказниками и не служили в армии. Это был маршал? Генерал? Генерал-лейтенант? Или просто лейтенант? Могло ли его звание пролить хоть какой-нибудь свет на решение вопроса? Совершенно очевидно, что не могло, и это заставляло их еще больше злиться, в этот раз — на самих себя. Потом им показалось, что двое часовых (стоявших в карауле в цементных будках с зелеными черепичными крышами справа и слева от центральных ворот) приветствовали офицера особенно почтительно, однако на этот раз мнения граждан разошлись. Как только офицер вошел в здание военной комендатуры, автомобиль сразу же уехал. Этот быстрый отъезд был тревожным знаком или, напротив, обнадеживающим? В шесть часов тридцать две минуты демонстрация рабочих металлургического комбината, одетых в синие комбинезоны, прошла по центральной улице и вылилась на площадь. Эта демонстрация готовилась еще неделю назад, отвечала всем требованиям закона и, соответственно, была властями разрешена. Проницательные граждане увидели в том, что никакие власти (ни военные, ни гражданские) не запретили демонстрацию, новый повод для своих подозрений: запрет мог бы означать признание в том, что ситуация в стране ненормальная. А этого власти себе позволить не могли. По этой причине по отношению к демонстрантам была проявлена терпимость, и они, около ста пятидесяти человек (сто, согласно отчету городской полиции), смогли беспрепятственно пройти маршем в направлении восточного моста; там демонстранты спокойно разошлись: одни — по домам, а другие — по окрестным барам. Неожиданно в семь часов тринадцать минут из здания военной комендатуры вышел тот самый офицер, который несколько часов тому назад приехал на машине. На сей раз его, правда, сопровождал другой военный, чин которого, отличный от звания первого, также не удалось определить в связи с вышеупомянутой неосведомленностью присутствующих в вопросах военной службы. Машина (та же самая, которая приезжала на площадь в первый раз, — один гражданин, обладавший хорошей памятью, запомнил ее номер) ждала их.
Ночь выдалась напряженной. Время текло медленно. Сознательные граждане вертелись с боку на бок в своих кроватях и не могли сомкнуть глаз. Да и кто смог бы уснуть в такую ночь? Радиостанции так и не начали передавать классическую музыку, а по телевидению шли обычные программы: конкурс пар, старающихся наладить испорченные отношения, и очередная глава телесериала, в которой в тот вечер выяснилось, что один из персонажей — гомосексуалист.
Ночью ничего особенного не произошло. Шум в барах, потасовки на рассвете, уборщики мусора. В седьмом часу в газетных киосках начали подниматься жалюзи. В десять утра (почти через сутки с того момента, как все началось!) раздались первые оружейные залпы. Ровно двадцать один. И после этого — тишина. Граждане, сознававшие серьезность ситуации, немедленно вышли на улицы, и некоторые из них направились к входам в метро в поисках убежища, смешиваясь с менее сознательными гражданами, которые — по крайней мере, внешне — продолжали вести обычную жизнь как ни в чем не бывало. После двадцати одного орудийного залпа ничего больше не произошло. В дневном выпуске новостей прозвучало сообщение о том, что утром в город приехал премьер-министр одной из ведущих держав в экономическом, политическом и военном отношении. Среди граждан, сознававших серьезность ситуации, возникли самые различные мнения по поводу этого визита. Одни думали, что приезд высокого гостя служил прикрытием настоящей пушечной стрельбы (которую хотели замаскировать под приветственный салют) в утренний час. Другие считали, что данный визит не был случайным или бескорыстным (ничто никогда не делается даром): просто данная держава хотела выступить посредником в конфликте (прекрасный пример мании величия) или же помочь одной из двух сторон (совершенно неприемлемая позиция независимо от того, на чью сторону вставала эта держава). К вечеру появилась информация о первых жертвах: матч по регби на олимпийском стадионе закончился потасовкой на трибунах между болельщиками двух команд, в результате которой семь человек были ранены. А вслед за этим — вечер, тревога и ночь. Эта схема повторялась день за днем на протяжении недель с небольшими вариациями, которые привносили новые сомнения, зыбкие доказательства и увеличивали ощущение неуверенности. Суть драмы заключалась не в количестве погубленных человеческих жизней (оно так тщательно скрывалось, что цифра казалась близкой к нулю), не в разрушенных семьях (таких было немного, и причины кризисов внешне не имели ничего общего с конфликтом), не в покинутых домах или в голоде (и то и другое за многие десятилетия стало явлением заурядным). Людей пугало отсутствие всякого содержания, шквал предположений и тщетность попыток узнать, что же происходит на самом деле. Сознательные граждане месяцами взвешивали новые гипотезы, но всегда приходили к одному и тому же выводу: их хотели утопить в потоке дезинформации, как они сами говорили с горькой иронией. И ни одна из стран, близлежащих или далеких, не проявила ни капли солидарности по отношению к ним. Холодность внешнего мира окончательно убивала их.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.