— А говоришь — джентельмен, королевская пунктуальность! Я думаю, что и красавец он только в твоих россказнях. Ты просто набиваешь цену своему дружку. А Стелле я сама смогу подыскать парня… На Ганимеде, кстати, есть один знакомый. На худой конец, мы и втроем неплохо повеселимся, разве не так?
— Заткнись, Луиза! Никого мы не будем искать. Мы дождемся его, потому что он НИ-КОГ-ДА не опаздывает. А в тот раз… Понимаешь, в суматохе и панике все забыли про котенка…
— Про кого?! — Луиза подумала, что ослышалась.
— На станции жил котенок, маленький такой, смешной. В общем, мой друг вернулся туда — за ним.
— За котенком?! Он что, еще и сумасшедший? Рэм, да только совсем сберендивший тип мог…
— Ничего подобного! Он нормальнее любого из нас. Просто кошки всегда были его слабостью. Что же тут ненормального? Повисла минутная пауза, в течение которой снова молча выпили.
— Я думаю, он и в самом деле не придет, — сказала Стелла.
— О Боже! Стелла, и ты туда же! Да никуда он не денется, сколько раз долдычить! Я тебе обещаю, сегодня ты будешь самой счастливой женщиной в Космосе. Рядом с моим другом все женщины чувствуют себя счастливыми.
— Ну, это ты уже говорил… Слушай, а ты точно велел ему быть не позже восьми?
— Точнее не бывает. И он придет в тот самый момент, когда часы покажут комбинацию из трех цифр: восемь и два ноля. Именно тогда двери распахнутся и войдет он. Ни секундой раньше, ни секундой позже. Я-то знаю его.
— Выходит, еще две минуты.
— Две. И это означает, что он всего в двух минутах ходьбы отсюда.
Минуту спустя Стелла все же не выдержала:
— Ну, все! С меня довольно. Сожалею, ребята, но не хочу вам более надоедать. На Ганимед вам лучше полететь без меня.
— Сядь, он всего лишь в минуте от нас, а это — около пятидесяти шагов. Имей терпение, при его ходьбе он преодолевает примерно пятьдесят метров в минуту… Вот сейчас он наверняка остановился у торгового павильона внизу, чтобы купить жевательную резинку, — уж очень любит он жевачку. Продавщица выдала ему сдачу. Он взял монеты левой рукой, потому что правой… Это, впрочем, неважно. Сейчас он направляется сюда. Он идет неспеша, потому что не любит приходить раньше условленного времени. А теперь он вошел в лифт и нажал самую верхнюю кнопку… Он встал спиной к зеркалу… Потому что терпеть не может зеркал. Черт знает почему, но не любит зеркала. Может, это как-то связано с тем, что говорила Силита?.. А вот сейчас двери лифта открылись, и он…
Рэм не обманул, в то самое мгновение, когда на часах высветились три цифры, первая из которых была восьмеркой, а две другие — нолями, двери ресторана отворились и вошел ОН. Высокий, с мускулистым торсом и абсолютно седой гривой волос. Одет он был небрежно — в широкие синие штаны и свободную полурасстегнутую рубаху. Легкое прихрамывание выдавало наличие протеза… Правая рука отсутствовала. По самое плечо. Пустой рукав перехватывал серебристый широкий ремень. Лицо, изборожденное множеством швов, облепили яркие темнокрасные пятна давних ожогов, а от левого виска через через щеку пролег глубокий фиолетовый шрам, оставленный, вероятно, острым ножом. Он пересекал лицо, шею и уходил ниже, теряясь под воротом рубахи… «Вон тот шрам… Это, наверное, след еумолии… А этот оставил котенок… Или, может, Силита?..» — мысли Стеллы путались. Она вдруг почувствовала, что накопившаяся за годы одиночества безысходная нежность вот-вот прольется наружу, а заждавшееся, полузабытое тело пробуждается от тягостного, застоялого сна. Она вздрогнула и сильно зажмурилась, все еще не веря в возможность происходящего с ней.
— Боже мой, Рэм, ты не обманул… Он такой…
— Ну, а я что говорил! Стелла, я же предупреждал: глаз не сможешь оторвать… От изумления. Ведь перед тобой — самый красивый мужчина всех времен!