Самые чужие люди во Вселенной - [37]

Кроме астрономических приборов у нас с собой было два термоса: один с кофе, другой с какао. Я выпил маленькими глотками несколько чашек, чтобы согреться, пока бушевал космический фейерверк.

Было уже три часа ночи, когда мама Эллиота высадила меня возле нового дома, я немного замерз от ночной сырости, а голова кружилась от звездопада. Я рассыпался перед ней в благодарностях за прогулку и бесшумно вернулся к себе. Лег в темноте на кровать. Новая квартира уже стала знакомой. Я мог передвигаться во мраке, ни обо что не спотыкаясь. Закрыв глаза, я сказал себе, что уснуть не смогу, и уснул.

Так пролетело время. Почти каждый день мне писал Том. После Испании родители отправили его в Бордо, к бабушке с дедушкой. Не раз я хотел рассказать ему, что происходит со мной, но так и не стал. Том посылал мне селфи в крутых футболках, которые бабушка покупала ему в рок-магазинах, описывал очередные подарки, а мне ответить было нечего. Соцсети я мало-помалу забросил. Рассматривать фотографии чужих каникул не слишком духоподъемно. А интернет реально иногда распространяет такой бред, что я предпочитаю самоустраниться. Например, однажды утром дебил-одноклассник повесил у себя фото канадской команды по хоккею на льду, старый черно-белый снимок 1910 года. Игроки одеты в свитера, на которых красуется свастика. И этот придурок пишет, что вот, мол, всюду фашизм. Под постом десятка два комментариев, один тупее другого, типа я не знал, что канадцы были фашисты. Секунду я колебался, но не выдержал. В два клика нашел в телефоне, что это за снимок: клуб «Винзорские свастики» с северо-востока Канады. И ответил, что фашизм появился в тридцатых годах, а свастика, до того как стать фашистской эмблемой, была индийским символом мира, и прежде чем постить абы что, сначала не худо бы немного подумать.

Отправил комментарий и тотчас сообразил, что популярности в классе он мне не добавит. Я же скоро встречу их в школе. Ну и ладно, тем хуже. Думать надо сначала.

Внезапно мы почти на неделю уехали на море, в кемпинг. Я как мог тянул резину, собирая рюкзак, и, наверное, вел себя несносно всю дорогу и пока ставили палатки, но вечером, прибежав с пляжа, с полной головой песка и соли, сдался. Я три раза утопил Норбера, он меня – миллион раз в отместку, я поплавал, повалялся на берегу, позагорал, вернулся в кемпинг, посмотрел, как мама готовит ужин, а папа подходит к ней, обнимает за талию, целует в шею и подает ей бокал розового вина. В этот самый миг я сложил оружие. Пришлось-таки признать, что я хорошо провел день. Нужно научиться не винить себя за то, что бросил незнакомца. Эллиот и Жюли все так же передают ему продукты через Мо и других ребят со стройки. Теперь уже мне ничто не мешает расслабиться.

Эти шесть дней в кемпинге послужили передышкой: купаться, играть с Норбером, встречаться с другими людьми (в их числе некая Лу, приехавшая с родителями на каникулы из окрестностей Дюнкерка, – но это уже другая история), смотреть, как мама с папой вместе смеются, вечерами долго ведут разговоры, поглощая чипсы, арахис и газировку. У папы ни единого раза не испортилось настроение, даже когда мы ходили за покупками и когда застряли в пробке на въезде в город. Он даже играл с нами в футбол. Вечером, весь день проплавав в море, я забирался в спальник, и мне казалось, что я плыву по волнам, палатка словно покачивалась, тихо-тихо. И я мгновенно засыпал, наигравшийся, радостно предвкушая еще один день на пляже (вместе с Лу, но об этом больше ни слова).

И каждую субботу, кроме той, что прошла на море, я отправлялся в культурный центр на занятие студии. Я развивал свой первый сюжет и еще написал несколько текстов, чтобы читать вслух перед группой. Минуло четыре недели, прежде чем я набрался храбрости и с бьющимся сердцем, запинаясь, выложил какие-то воспоминания из жизни в башне. Историю незнакомца я понемногу продолжал, но никому не зачитывал. Ее я писал для себя.

На самом верху башни человек или по крайней мере существо в нетерпении приближается к встрече со звездами.

1

«Ведется видеонаблюдение» – гласят щиты, прицепленные через каждые десять метров к высоким решеткам, окружившим скелет башни. Мы прячемся за самосвалом, ждем, пока пройдет сторож с собакой в наморднике. Увы, за площадкой наблюдает уже не Мо и не другие приятели Норбера, они работали по договору подряда, и срок его истек. Никого из теперешних охранников мой брат не знает. Вплоть до последней недели на площадке обходились камерами. После того как туда несколько раз залезли, взломав ограду, мэрия обратилась в охранное предприятие. Райтеры вывели свои имена на самом верху здания – огромные красные и черные буквы, как прощание, на остатках балконов восемнадцатого этажа.

Мы ждем, ночь ясная, ни облачка, оранжевый ореол фонарей скрывает звезды. Сегодня вечером мы во что бы то ни стало должны к нему пробраться. Человек все еще там, на верхней площадке. Трудно поверить, но ему удалось остаться незамеченным, он не попался на глаза охранникам, целыми днями лежит, сжавшись в комок, в каком-то закутке. Выходит только ночью, когда вокруг пусто.