Самые чужие люди во Вселенной - [34]

Жюли быстро соображала. Прежде чем обращаться к отцу, она должна посмотреть на этого человека. Ее отец не прячет людей. Он принимает их, помогает найти место в общежитии и собрать документы, чтобы попросить убежища. Если этот человек действительно… иностранец (Жюли не решилась произнести другое слово), то с мигрантами он ничего общего не имеет. И если я говорю правду, то выходить из укрытия ему опасно для жизни.

Я сделал глубокий вдох и позвонил Норберу. Мы идем на стройку, нужно навестить беглеца.

А дальше все пошло так, как я и представить себе не мог.

Ограда была открыта, мы запустили Норбера вперед, на разведку, он очень быстро вернулся и сказал, что с утра, как раз после нашего визита, приходила проверка. Его приятель Мо едва успел открыть бытовку и выпустить незнакомца. Похоже, тот понял, в чем дело. Он убежал, и никто не знает куда. Зато, прибавил Норбер, у многих рабочих сложилось впечатление, что люди с документами проверяющих – не те, кем хотели казаться. Большинство из них даже рта не раскрыли, говорили только двое, причем с явным акцентом. Быстро поползли слухи, что это были полицейские. Многие рабочие знали, что в одном из домиков прячется человек. Они нисколько не сомневались, что это и была истинная причина утренней инспекции. К тому же, продолжал Норбер, с утра не везде успели повесить фасадную сетку, но проверяющие ничего не сказали. Обычно инспектора выискивают такие вещи и составляют протоколы обо всех нарушениях техники безопасности.

Я был в полной растерянности и не знал, что делать. Посмотрел по сторонам, и в этот момент с места тронулась какая-то машина, седан с тонированными стеклами. Мы были слишком заметны, как на ладони. Я сделал знак остальным следовать за мной, мы дошли до сквера на углу нашей башни и вчетвером уселись на скамейку. Двое мальчишек висели вниз головой на ржавой горке для лазания. «Эта штука у тебя?» – спросила Жюли. Я вытащил камешек. Она протянула левую руку лодочкой, осторожно положила его в середину ладони, закрыла глаза. Какое-то время ничего не происходило. Норбер ни о чем не спрашивал, ушел в себя, как обычно. Наконец Жюли сжала губы и даже тихонько вскрикнула. Эллиот обнял ее. Я смотрел на ее лицо и видел, как по нему проходят тысячи других лиц. Невероятно и жутковато. Эллиот совсем не выглядел удивленным. Жюли начало колотить, у нее так дрожали ноги, что скамейка затряслась. Жюли открыла глаза, снова закрыла, открыла. Какую-то тысячную долю секунды на месте ее лица я видел лицо незнакомца, но, наверное, ошибся, такого не бывает. Она резко встала. «Я знаю, где он». И тут же села обратно, совершенно выдохшаяся. Она как положила камешек в руку, так и забыла дышать. Норбер искоса поглядывал на нее. Почувствовав наше смущение, Эллиот нарушил тишину: не волнуйтесь, сказал он, это нормально, расслабьтесь. У Жюли такой дар, что ли. Она умеет искать потерянные вещи, предсказывать, что должно произойти, это у нее от природы. «Как фокусник?» – спросил Норбер. «Да, – ответил Эллиот, – только без фокусов».

Наконец Жюли поднялась. Она снова дышала нормально. «Пошли?» – весело сказала она.

Сопротивляться событиям или плыть по течению? Я выбрал второе и последовал за Жюли. Хотел поймать взгляд Норбера, но тот не смотрел на меня. Мы направились к башне, зашли в лифт, Жюли нажала кнопку, и он поехал на восемнадцатый этаж. У меня в голове мелькнуло, что на этом этаже, последнем, на самой верхотуре, жил старик Ясир, который пришел на первое занятие студии. На лестничной площадке Жюли, помедлив секунду, приблизилась к окошку из матового пластика, за которым начиналась крыша. Судя по табличке, это был эвакуационный выход на случай пожара. Снизу шла подпись: пользоваться только при наличии разрешения.

«Это здесь, – сказала Жюли, – надо как-то туда забраться». На стене остались два крюка, на которых раньше висела лестница. Само отверстие находилось в двух с половиной метрах от пола. Эллиот предложил нам сначала поднять Жюли. Норбер молча встал в световой колодец, Эллиот приподнял Жюли и помог ей вскарабкаться на плечи брата, она отодвинула щеколду, и форточка мигом распахнулась. С неба упал сноп яркого света. Жюли уцепилась за край, Эллиот и Норбер с двух сторон взяли ее за ступни и подтолкнули, и она исчезла в окне. Очень скоро она просунула нам лесенку, которая, оказывается, лежала на полу открытой площадки. Эллиот поймал ее. Лесенка заканчивалась двумя креплениями для перекладины, прибитой ровно под бортиком окна. По-прежнему не говоря ни слова, Эллиот взобрался наверх, следом за ним Норбер, за ними я. Солнце наверху казалось ярче, чем внизу. Легкий ветерок ерошил волосы. Жюли попросила Эллиота поднять лестницу обратно и закрыть форточку. Рисковать было нельзя. Потом она посоветовала нам не подходить близко к краю: нас могли увидеть и поднять тревогу. Жюли говорила и действовала с замечательным спокойствием, как будто такие ситуации ей были не в новинку.

Площадка на крыше оказалась гораздо больше, чем я думал, а пол усыпан щебнем поверх асфальтового покрытия. Я сощурился и медленно повернулся на 360 градусов: телевизионная антенна, громоотвод, две каморки, бегущие по полу провода и такой вид на город, что дух захватывает. Башня в центре, набережная с высоченным желтым краном, река, дома на севере, дома на юге, аэропорт, сельская местность вдалеке и бескрайнее синее небо. Тринадцать лет, прожитые на третьем этаже, не подготовили меня к такому зрелищу. Наконец-то мы с братом переглянулись. «Красиво, – сказал он, – вот что видит крановщик».