Самые чужие люди во Вселенной - [19]

Ничего.

Ничего.

Иду мимо коттеджа с крошечной лужайкой, от тротуара ее отделяет живая изгородь. Никто в кустах не прячется. Дальше проспект, ведущий к центру и школе. Проезжают машины, из одной через открытые окна вырываются тяжелые басы. Я падаю духом, я прошел пешком через весь район, вокруг улицы и фасады, тысячу раз, с самого рождения мною виденные. Странная штука – привычка: на первый взгляд все окружающее до боли знакомо, а если приглядеться – все такое чужое. Если бы меня попросили нарисовать дорогу в школу, я бы только посмеялся. Но теперь, смотря по сторонам пристально, я как будто впервые замечаю высокие зеленые ворота, проход между двумя зданиями, какую-то постройку в глубине сквера и цвет фонарей. Полное впечатление, что чем больше смотришь, тем меньше видишь. Или что нужно разучиться видеть, и тогда начнешь замечать новое.

Мимо проезжает автобус, я не слышал его приближения и подпрыгиваю. Слишком глубоко задумался, со мной так часто бывает.

Все это без толку.

Смешно, болтаюсь тут на солнцепеке.

Беглеца мне не найти.

Схожу с тротуара, срезаю путь через парковку. Снова всей тяжестью наваливается тишина: город погас, обезлюдел. Я видел пустые города, гуляя по интернету: в Испании – построили, но так и не заселили; в Китае – построили, но заселить еще не успели. А еще Припять на Украине, осиротевшая после аварии на атомной электростанции. Мне всегда казалось, что пустынные города прекрасны. И я никогда не замечал, что мой собственный иногда такой же.

Иду по траве, стараясь не вляпаться в собачьи какашки. Если бы человечество перестало существовать, газоны не заметили бы разницы, одни собаки по-прежнему приходили бы рыть землю и испражняться.

Мысли у меня не блестящие, зато мои. Прохожу еще немного, и тут вибрирует телефон.

Норбер.

Краткая эсэмэска.

Он у меня.

И снова мое сердце на миг леденеет на месте, а потом накатывает жар.

Брат нашел беглеца.

Стараясь унять дрожь в руках, спрашиваю, где он. Получаю ответ и только чудом не роняю телефон.

Дома.

Как только мы расстались, Норбер сел на велосипед и покатил к стройке. У многих зданий сейчас ремонтируют фасады, а участки зелени раскорчеваны и ждут новых посадок. Для безопасности вокруг домов расставлены решетки, войти можно только по узкому проходу. Если бы мне нужно было спрятаться, я пошел бы туда, просто объяснил Норбер. Велосипед он оставил за кустом, проскользнул между двух решеток и обошел бытовки, поставленные для рабочих. Все двери были на запоре. Тогда он полез под леса. Там-то и нашел себе убежище беглец. На его лице не отразилось удивления – ни при появлении Норбера, ни когда брат отдал ему свою толстовку и натянул на глаза капюшон. Вернулись они пешком, Норбер вел велосипед, а человек шел рядом. В холле никого не было, полиция уже уехала. Они поднялись по лестнице. Человек ни разу не попытался сбежать. Он последовал за братом с полным доверием. Ничего необычного по дороге не случилось. Да и что можно было увидеть издалека? Идут два мальчика. Ведь незнакомец невысок, одет как подросток – ни за что не догадаешься, что это взрослый.

Теперь человек в моей комнате, сидит в шкафу, на тот случай, если вернутся родители, а мы с Нобером переговариваемся в гостиной,

я не знаю, что делать,

правда не знаю.

Брат рассказывает спокойно, не могу понять, нервничает он или нет.

Нельзя прятать в квартире чужого человека, просто невозможно. Завтра воскресенье, папа с мамой засядут дома безвылазно.

Я встаю, иду к себе в комнату, тихо открываю дверцу шкафа. Он здесь, собственной персоной. Поднимает на меня свои глаза без зрачков. Я тут же отвожу взгляд. Он сидит, обхватив колени руками, лицо ничего не выражает. Я смотрю на него, не говоря ни слова, и он отвечает молчанием на молчание. Что-то такое от него исходит, не знаю… Этот человек – тайна.

Шкаф старый, массивный, полки Норбер вынул, так что человек мог бы выпрямиться во весь рост.

У меня мелькает одна мысль, и лучше бы она не мелькала. А не опасен ли он? Не убил ли кого-нибудь? Тут, в шкафу, сидит совершенно незнакомый человек, о котором я ничего не знаю.

Безумие.

От раздумий меня отрывает голос за спиной. Я подпрыгиваю, но это только Норбер. Сказал что-то непонятное. В руках у него словарь, открытый на карте полушарий. Он протягивает его человеку и спрашивает, откуда он.

Очень медленно, с преувеличенной осторожностью, человек берет толстенный том и смотрит на карту. Брат как ни в чем не бывало подходит, берет человека за указательный палец и тычет им в территорию Франции.

«Вот здесь, – говорит он, – мы здесь. А ты откуда?»

Тот сначала как будто сомневается, едет пальцем по карте, пересекает Европу и упирается в Россию. Я смотрю, как он путешествует через полушарие. Оторвав палец от карты, человек на полном серьезе поднимает его вверх, указывая на потолок шкафа.

«Он ничего не понял», – говорит Норбер.

Я начинаю размышлять. Неужели он не умеет читать карту? Все ж таки карта полушарий – деформированный мир. Мы привыкли так смотреть на Землю. Взять бы глобус. Он у меня когда-то был, пока Норбер не использовал его как футбольный мяч и пластмасса не разлетелась.