Самые чужие люди во Вселенной - [21]

Но меня поражает не история с болидом, а то, что Норбер принимает всерьез собственные фантазии. Я спрашиваю, действительно ли он верит в то, о чем говорит. Мало ли, коротко отвечает брат. Он пытался проверить рассказ незнакомца. Когда я замечаю, что между взрывом падучей звезды и приземлением космического корабля есть разница, он пожимает плечами. Его гипотеза проста: в небе над Россией разлетелось на куски неисправное НЛО, но пилот успел выпрыгнуть. На земле его каким-то образом засекли секретные службы или мафия, он от них сбежал, пересек Европу, временно укрылся на Балканах, потом добрался до нас и закрылся у меня в шкафу.

«Который ведет в Нарнию», – добавляю я. «Не смейся», – говорит Норбер. На меня тут же накатывает желание засмеяться. Уже два дня у меня все валится из рук. Не знаю, отчего это: оттого, что каникулы кажутся слишком долгими и бесцельными, или что у меня в шкафу спит чужой человек, или что я один из всех переживаю при мысли об отъезде. Понятия не имею, в чем дело, мне плохо, плохо, и всё, и не сообразить, что во мне разладилось.

В этом году родители по просьбе учителей заставили меня пройти тест IQ. Надо сказать, разброс оценок у меня был от 2 до 19 из 20 баллов. Общий средний балл получился очень даже неплохой, но иногда я просто не могу заставить себя сосредоточиться на вопросах, которые мне задают. Учителя заговорили обо мне на классном собрании. Я не подходил под стереотип, к которому меня причислили. Отец безработный, мать собирает заказы на складе, старший брат катастрофический неуч. И вдруг посреди всего этого интровертный подросток, у которого, несмотря на отдельные провалы, общий средний балл 16. Учителя велели мне провериться у психолога: не раннего ли я развития. Я сходил на четыре сеанса, мы говорили обо всем и ни о чем, я заполнял анкеты. В один дождливый день я вошел к ней в кабинет со словами, что мне нравится петрикор. Она вытаращилась, потому что не знала такого слова. Я объяснил, что так называется особый запах земли после дождя. Психолог кашлянула, что-то записала в блокноте, и мы как ни в чем не бывало начали сеанс. Я был доволен своим ходом: слово я открыл накануне – кликнул по ссылке, обещавшей десять слов, которые не вставить в разговор. К тестам я отнесся как к игре.

Результат показал, что я нахожусь на довольно высоком уровне, но ничего неординарного собой не представляю. Ни сверходаренный, ни наоборот. Не знаю, успокоило ли это родителей. Папа сказал только, что обидно ничего не найти, заплатив такую сумму психологу.

Я все время говорю о брате, но вообще-то я, наверное, обижен на учителей. С первого же дня в школе я «замкнутый подросток, металлист, носит футболки с символикой, это его брат принес в школу гранату». Я бы предпочел, чтобы во мне видели того, кто я есть, а не потенциальную новую проблему.

Норбер поднимается и говорит: «Завтра папа с мамой начнут укладывать вещи. Пока они будут возиться у себя в комнате, мы сможем вывести пришельца из шкафа».

Предпочитая не обсуждать слово «пришелец», я киваю, и он выходит, оставляя меня одного. Ну, не совсем одного. Я прислушиваюсь как могу, но не слышу ни дыхания, ни шевеления. Молниеносно раздеваюсь до трусов и забираюсь под одеяло. Я в каюте корабля, которому грозит крушение, а в трюме прячется тайный пассажир. Если капитан узнает, я дорого заплачу за это.

И я засыпаю.

По крайней мере, долго пытаюсь заснуть.

5

Открываю глаза рано, около шести утра. Жалюзи я опустил, но не закрыл наглухо, и темноту пунктиром пробивает свет. Все видно, почти как днем. Незнакомец вышел из шкафа и уснул на полу, положив голову на мешок с моей старой одеждой. Беда, если бы родителям пришло на ум зайти ко мне. Слава богу, еще слишком рано. Человек приподнимается. Я и не заметил, что у него глаза открыты. Тихонько что-то стрекочет. Я соображаю, что он просидел в комнате уже двенадцать часов. Встаю, натягиваю джинсы и футболку, открываю дверь. Прикладываю палец к губам: тсс. Он выходит за мной в коридор. Можно не бояться, родители раньше девяти-десяти утра не проснутся – воскресенье. Открываю дверь в туалет, в ванную. Даю понять, что он может ими воспользоваться, и указываю направление обратно к своей спальне. Снова прикладываю палец к губам. Понял ли он меня? Умеет ли он спускать воду или включать кран? Надеюсь, да. Не могу же я все время стоять рядом и помогать.

Ложусь на кровать и жду. Не знаю, что мне делать, если кто-нибудь из родителей проснется. Это будет катастрофа. Жду. Прислушиваюсь. Мертвая тишина. Через две минуты незнакомец снова появляется в комнате. Встаю, прохожу позади него, спускаю воду в туалете, заглядываю в ванную, но там ни следа его пребывания не обнаруживаю. Возвращаюсь к себе. Он стоит перед раскрытым шкафом. Хотел бы я с ним поговорить, да не знаю как. Незаметно поднимаю жалюзи. Пишу на листке свое имя – Джеф, протягиваю ему бумагу и ручку, он смотрит, но не берет.

Похоже, у него на родине никогда не открывали бутылки с водой, никогда не видели карты мира, не спускают за собой воду, не держали в руках ни ручки, ни бумаги. Мне вдруг становится страшно. Беспричинный страх. Может, этот тип попросту сумасшедший, больной на всю голову. Он не пытался задушить меня ночью, но это еще ничего не значит. Психи иногда действуют под влиянием внезапного срыва. Так нельзя. Я должен что-то предпринять. Не хочу вышвыривать его на улицу и не хочу говорить родителям, что мы привели в дом постороннего, но и держать его в шкафу больше не хочу.