Самоубийство как культурный институт - [69]

* * *

Аппендикс: Достоевский — Ницше — Камю — Гегель

В двадцатом веке, после Ницше, самоубийство Кириллова, прочитанное в модернистском ключе, стало моделью смерти современного челрвека, живущего после смерти Бога. В свою очередь, такие прочтения показали в ином свете философские источники Достоевского, от христианства до гегельянства.

Для Ницше чтение романов Достоевского окрасило восприятие Евангелия и образ Христа: «Этот странный и болезненный мир, в который посвящает нас Евангелие, — как мир русского романа, в котором отбросы общества, неврозы и „детский“ идиотизм встречаются друг с другом. <…> Сожалеешь, что Достоевский не жил в соседстве с этим интереснейшим декадентом [Христом]» [501]. Ницше вполне оценил тот факт, что Достоевский жил в соседстве с человекобогом — нигилистом середины девятнадцатого века. В записных книжках за 1887–1888 годы, планируя свой (оставшийся ненаписанным) труд «Воля к власти» (Der Wills zur Macht), Ницше законспектировал отдельные пассажи из «Бесов»[502]. Он предполагал посвятить новую книгу теоретическим и практическим последствиям наступления на Европу «нигилизма» и «модернизма» — исторической эпохи, главным событием которой была «смерть Бога»[503]. Смерть Кириллова (и Ставрогина) воспринималась Ницше как образцовая смерть человека эпохи нигилизма.

Конспекту «Бесов» предшествует в записной книжке текст под названием «Дневник нигилиста», описывающий духовную «катастрофу»: «нигилист» подозревает, что «источник смысла», «иначе называемый Богом», — это не что иное, как результат интерпретации мира человеком и, следовательно, «фикция»[504]. За «Дневником нигилиста» следует конспект письма Ставрогина к Даше. Как и для Достоевского, для Ницше нигилизм — это психологический опыт, показанный изнутри, через человеческие документы. Однако конспект Ницше — это результат свободной интерпретации Достоевского. Так, Ницше переписал письмо Ставрогина в виде прощального письма самоубийцы: оно открывается фразой niemanden anklagen (никого не винить), которая звучит как перевод на немецкий язык русской формулы[505]. Ницше опустил обсуждение Ставрогиным своих планов на будущее (у Достоевского Ставрогин приглашает Дашу последовать за ним в Швейцарию) и закончил письмо словами: «Я знаю, что мне надо убить себя, смести себя с земли, как подлое насекомое»^{13}. Таким образом Ницше подтверждает и усиливает вывод Достоевского: самоубийство есть конечный и неизбежный результат внутреннего опыта нигилиста.

Среди выписок из «Бесов» Ницше приводит главные пункты теории Кириллова: «я хочу убить себя, чтобы доказать свою инсубординацию [Insubordination] и мою новую и страшную свободу», «пять, шесть секунд <…> преобразиться физически или умереть», и проч. Но более всего Ницше занимает самый процесс роста идеи в сознании человека, обращение философии в психологию. В записях из «Бесов» имеются разделы «К психологии нигилиста» и «Логика атеизма». Последний воспроизводит рассуждение Кириллова об эмоциональных последствиях отрицания существования Бога, с характерной путаницей между двумя возможными выходами — убить себя или «жить во славе»: «Чувствовать, что Бог не существует, и не чувствовать в то же время, что тем самым сам стал Богом — это абсурд: иначе человек не мог бы избежать того, чтобы убить себя. Если чувствуешь это, ты — царь, и вместо того, чтобы убить себя, ты будешь жить на вершине славы…»[506] Ницше также перефразирует, в виде силлогизма, рассуждения Кириллова о существовании Бога:

Бог необходим, следовательно, он должен существовать.

Но он не существует.

Следовательно, человек не может больше жить[507].

Логические выкладки совмещаются в конспекте Ницше с психологическим анализом — у Достоевского Ницше нашел (как метко выразился Ю. Давыдов) «психо-логику» нигилизма.

Для Ницше многие страницы романа Достоевского были так близки, как если бы он написал их сам. В самом деле, в «Так говорил Заратустра» (Also sprach Zarathustra, 1883) герой Ницше рассуждает о Боге и Сверхчеловеке в терминах, предвосхищающих Кириллова^{14}. Заратустра, как и Кириллов, одержим логическим развитием идеи «если бога нет»:

…если бы были боги, как бы мог я перенести, что я — не бог! Следовательно, бога нет.

Я вывел это заключение, но теперь оно ведет меня. Бог — это гипотеза, но кто может вынести всю боль этой гипотезы, не умерев?[508]

Для героя Ницше, как и для героя Достоевского, возможны два вывода — смерть или трансформация в Сверхчеловека. Но создатели Заратустры и Кириллова не согласны в этом пункте: Достоевский видит самоубийство как единственный возможный исход жизни без Бога; Ницше верит в возможность преодолеть трагедию смерти Бога в сверхчеловечестве — его взгляд совпадает с воззрением не Достоевского, а Кириллова^{15}.

Совпадение идей Ницше и Достоевского можно объяснить, не прибегая к попыткам установить факт прямого влияния, — их мысль исходила из тех же источников, а именно из толкования христианских принципов в трудах Гегеля и гегельянцев[509]. Понятие «Бог умер» восходит именно к Гегелю, который неоднократно прибегал к этой формуле, рассуждая о соотношении божественного и человеческого в Христе. Согласно Гегелю, «для христианина страшная мысль о смерти Христа (т. е. смерти Бога) выносима лишь потому, что с ней неразрывно связана мысль о воскресении»