Самоубийство как культурный институт - [35]

Трудно сказать, что произвело на читателей большее впечатление — сама драма, свободные нравы «новых людей» или тот факт, что интимные подробности частной жизни оказались доступными публике. Тема гласности занимает большое место в статьях о деле Сувориной. Статья в газете «Неделя», за подписью Е. К., так и называлась — «Гласные драмы интимной жизни» (автором была Евгения Конради, журналистка левого направления). Описанная различными органами, от идейной «Недели» до легкомысленных «Новостей», личная драма Сувориных была открыта для публики — вплоть до зрелища обезображенного тела убитой женщины, описанного в газетах (как и тело самоубийцы) в больших подробностях. Репортер из газеты «Новости» (которая поместила отчет о «кровавой драме в Бель-Вю» на первой странице) утверждал, что ему «удалось видеть покойницу в мертвецком покое», и, взяв на себя роль патологоанатома, описывал состояние ее тела, покрытого кровью, в медицинских терминах, вплоть до «наших наблюдений над раной», которая была «довольно велика и с разорванными краями»[283]. Подобное описание появилось и в авторитетной либеральной газете «Голос»[284]. «Санкт-Петербургские ведомости» нашли необходимым, выступая от лица Суворина, объявить, что муж жертвы, вопреки злостным утверждениям газет-конкурентов, не возражал против того, чтобы подвергнуть тело жены судебно-медицинскому вскрытию[285]. В этом контексте само название отеля, где произошло убийство-самоубийство, — Belle Vue — приобретало эмблематический смысл.

Деятели печати испытывали смешанные чувства относительно огласки, которой они предавали «драмы интимной жизни» своих собратьев. Публицист из радикального журнала «Дело» Б. Онгирский, предложив читателю обзор газетных сообщений о деле Сувориной в научной статье «Статистические итоги самоубийства», сетовал, что «Санкт-Петербургские ведомости» «забили тревогу на весь либеральный околоток», вместо того чтобы облегчить горе своего товарища «в семейном кругу»[286]. Газета-сплетница «Новости» во второй публикации на эту тему снабдила отчет о скандальных подробностях дела следующей оговоркой: «Описывая во вчерашнем нумере кровавую драму в Бель-вю, мы признали необходимым, из совершенно понятного чувства деликатности и уважения к чести семейства г. Суворина, умолчать об одном важном факте <…> Факт этот заключается в том, что, как сказал нам владелец гостиницы Бель-вю, г. Ломач, в нумере, который был занят г. Комаровым, в момент убийства все было в совершенном порядке и постели не тронуты»[287]. Идейная «Неделя» сообщила как скандальный факт то, что эта деталь была предана гласности: «Одна газета дошла даже до того, что добровольно взяла на себя роль судебного следователя и с торжеством объявила публике, что, по наведенным ею справкам, в номере гостиницы, где случилось происшествие, все оказалось в порядке и постель несмятою!»[288]. Все сообщения о деле в Бель-Вю предлагались под знаком социальной значимости описываемых событий. Даже «Новости» заключили красочное описание окровавленного тела женщины социологическим выводом, сформулированным в метафорических (медицинских) терминах: «Частое повторение подобных фактов указывает отчасти на ненормальное состояние развитой части нашего общества, а причины такого состояния кроются, по нашему мнению, в тех переменах, которые испытало наше общество в течение последнего десятилетия»[289]. «Частое повторение» превращало убийство и самоубийство в социальное явление, а прикрепленность к моменту предполагала историческую обусловленность. Публицисты из серьезных изданий в обзорах текущих событий за неделю или месяц волей-неволей переходили от индивидуального к повторяющемуся или коллективному, что, казалось, оправдывало оглашение частного и интимного. Для «Недели» это означало переход от «личностей» (а интерес к «личностям» был продуктом «нашей доморощенной гласности») к «общему смыслу этих явлений»[290]. Для публициста из «Дела» смерти, о которых сообщала общественная хроника, составляли цепь явлений, от «романтической смерти Сувориной, убитой Комаровым в отеле Бель-Вю, и до прозаической смерти одной бедной крестьянки, повесившейся на городском фонаре у Мытнинского двора»[291]. В этом качестве дело Сувориной становилось правомерным предметом общественного внимания. «Неделя» отнесла две смерти в отеле Бель-Вю за счет «эпидемии» насилия, утверждая, что «едва ли можно сомневаться, что [такие эпидемии] подчиняются известным законам, с такой же роковой, неуклонной правильностью, как и явления физического мира»[292].

В этом контексте газета выступала в роли деятеля науки — исследователя причинности.

Годом позже в своем фельетоне в «Санкт-Петербургских ведомостях» сам Суворин упомянул случай в Бель-Вю наряду с тремя подобными фактами, случившимися в течение года (убийство женщины, отвергнувшей любовные притязания), как характерное социальное явление, предложив и его историческую интерпретацию. Он сравнил таких современных молодых людей, как Комаров, с крепостниками недавно ушедшего времени и, обращаясь к читателям как к присяжным заседателям, призвал их вынести суровый приговор: «Но разве эти убийцы из современной молодежи, распоряжающиеся чужой жизнью, как своею собственностью, лучше таких помещиков доброго старого времени, преданных вами проклятию?»