Самородок - [5]

Огромный цех, в который они пришли, сразу же ошеломил грохотом десятков станков, большими металлическими баками-барабанами, множеством других механизмов неведомого ему тогда назначения. А тут приведшего его в цех служащего куда-то позвали, и он не возвращался несколько минут. Предоставленный самому себе, Сергей стал с любопытством оглядываться. Кругом сновал рабочий люд. Все вместе — рабочие и машины — в бешеном ритме мелькало в глазах, отчего немного кружилась голова. И все же Симонову тут сразу понравилось: его захватил ритм коллективного труда, направляемого какой-то непонятной силой. За кажущейся неразберихой он угадывал разумное начало, заставлявшее каждого играть отведенную ему роль.

Симонова определили в отделочное производство. Беспрерывная лента ситцевой ткани, тянувшаяся откуда-то из-за смежной стены, проходила тут сквозь печатные станки, крахмальные барабаны, сушильные и мерные машины, прежде чем превращалась в готовую продукцию. Сергея приставили к крахмальному барабану. Так начался для него — сына крестьянина — первый день приобщения к рабочему классу.

Трудовой день на фабрике длился десять с половиной часов с коротким перерывом на обед. Едкий запах краски, исходивший от печатной машины и смешивавшийся с испарениями крахмальной ванны, создавал в цехе невыносимую атмосферу. Об устройстве вентиляции хозяин и не помышлял, ибо это, особенно в холодную пору, было бы связано с дополнительным расходом дров.

Порядки Куваев установил строгие. Чуть кто-либо не поспеет к утреннему фабричному гудку или отвлечется от станка дольше положенного времени — штраф. Ну а если кто заболел или по другой какой причине пропустил хоть день, с тем разговор был коротким. Мастер не принимал никаких оправданий, даже слушать не хотел, а лишь говорил: «Иди в контору и получай расчет!» Фабрикант и его подручные могли с рабочим людом не церемониться. Знали — за проходной всегда ждет голодная толпа безработных, готовая трудиться на любых условиях.

Были заведены и другие меры устрашения. Весной, на пасху, работа на короткое время приостанавливалась, рабочим давали полный расчет и возвращали хранившиеся в конторе паспорта. Каждый уходил с тяжелым сердцем: «А возьмут ли обратно, когда через несколько дней фабрика вновь будет пущена?» Понятно, что за проходной оказывались неугодные мастерам рабочие, и в первую очередь те, которые в той или иной форме выражали свое недовольство.

Симонову довелось с головой окунуться и в безрадостное житье-бытье рабочих вне фабрики. Куваев не утруждал себя строительством бараков для работников: зачем, если от, по существу, дармовых рабочих рук и так отбоя не было. Каждый устраивался как мог.

После нескольких дней поисков жилья Симонову наконец удалось устроиться на постой к одной старушке. В комнате, которую она сдавала, помимо нее жило еще десять постояльцев: супружеская чета с шестилетней девочкой, женщина с грудным ребенком, девушка, пожилой холостяк, двое парней — ровесников Сергея. Кровать была только одна — на ней спала хозяйка. Остальные устраивались на полу, подкладывая кто что имел. Утром весь этот скарб свертывался, и его выносили в маленькие дощатые сени. Старушка брала с каждого постояльца по рублю в месяц. Тогда это были немалые деньги. Симонов, например, зарабатывал на фабрике всего 47 копеек в день.

Достаточным оказалось двух дней для полного освоения Сергеем своих обязанностей на крахмальной машине. Через неделю он уже разобрался в ее устройстве и, когда случались неполадки, не звал слесаря-наладчика, а устранял неисправности сам.

Но свой путь к достижению цели — к большому мастерству Сергей видел в изучении устройства и остальных механизмов, работавших в цехе. Он стал просить мастера перевести его на другие станки. Но тому было невдомек, зачем пареньку такая перестановка — ведь на других машинах работать было нисколько не легче и платили все те же 47 копеек в день. К тому же рабочие обычно неохотно расставались со своими привычными рабочими местами, а тут — сам просится. Мастер в общем-то был доволен прилежанием Симонова, но все же счел его чудаком.

На первых порах Сергей был в отчаянии, даже хотел с фабрики уходить. Но вот рабочие стали примечать, что, урвав несколько минут от короткого обеда, он неизменно прибегал в цех раньше других и, подойдя то к мерочной, то к другой машине, разглядывал, ощупывал пальцами детали, чтобы понять их назначение и взаимодействие друг с другом.

Однажды произошел случай, который изменил отношение к Сергею мастера и товарищей по цеху — они стали к нему относиться с приметным уважением.

После обеденного перерыва по чьей-то оплошности в редуктор печатной машины упала рукавица. Что-то заскрежетало, и валики встали. Авария! Остановился весь цех, связанный технологической цепочкой с машиной. Прибежало начальство. Мастер суетился, ругал рабочих на чем свет стоит. Один из них полез в машину, пытался ее исправить, но вскоре беспомощно развел руками. Не могли отыскать и запропастившихся куда-то слесарей-ремонтников. Начальство нервничало. Приуныли и мастеровые — за простой они не получат ни копейки.