Самоед - [6]

Снова воспоминание выдавливается из меня… Как прибитый палкой лягушонок, дергая лапками — судорожно лезет из глазниц…

Солнечный, солнечный день. Я только что уволился с мыльного склада. Я пьян почти до беспамятства. Ангелы Венички Ерофеева сурово качают светлыми, трезвыми головами. Пещерный Человек и еще один близкий друг ведут меня под руки к станции надземного метро. Я шатаюсь, скалю щербатый рот, скорее не говорю, а утробно взревываю какие–то фразы…Затем вагон. Мы едем. Пещерный Человек сидит рядом со мной. Моя станция. Я с трудом встаю с сидения, обнимаю его и он навсегда пропадает из моего поля зрения.

Духи

Я получил свои первые духи от матери. От роду мне было 12 лет и она подарила их мне потому что ее не совсем устраивал аромат. Духи назывались ISA. Высокий флакон с жидкостью напоминающую мочу. Но не грозную темно–желтую — какая случается по утрам, а наоборот: слабенько–желтоватую как веселая, напористая струя после трех поспешно выпитых бутылок пива.

Духами я прыскался с увлечением и с тех пор у меня так и осталась страсть именно к женским духам со знойными, тяжелыми запахами. Когда я забредаю в дорогие магазины и там на полках стоят флаконы с сэмплами духов — я почти всегда прыскаю себе на одежду именно женскими. Я предпочитаю строгую, классику Chanel: Egoiste, Coco, Allure… Продавцы смотрят на меня с враждебным недоумением — бритый наголо, худой молодой человек с бегающими глазами и крупным носом, одетый в часто обшарпанную рабочую одежду, в тяжелых ботинках вдруг крадучись идет к флаконам с женскими духами и, оглядевшись по сторонам, долго, обстоятельно прыскается. Иногда «в шейку», иногда в рукав — это и полезно: рукава часто уныло и отвратительно пахнут старым сигаретным дымом. А тут — тайна, удивительный аромат, легкий кивок самому себе — если запах особенно хорош, и даже довольное покрякивание.

Когда мне исполнилось 14 — знакомые родителей подарили мне мужской одеколон. Я не люблю одеколоны за исключением одного аромата: English Leather. Он напоминает мне конец 90‑х: щедрая «помазка» утром перед работой (особенно приятно запах ложится на кожаные куртки), потом пятнадцатиминутный путь на свой завод–склад, три пластиковых стаканчика шерри по дороге, ноябрьское солнечное утро, первый алкогольный толчок в голову, накатывающее опьянение и слегка пробивающийся запах English Leather, когда «с морозца» утираешь рукавом кожанки легкие, прозрачные капли с сопящего, аллергийного носа.

Отец мой, поначалу, сильно не одобрял духи и одеколоны. Когда я собирался утром в школу — нужно было довольно щедро сдобрить себя ароматным снадобьем. Необходимость. В класс я обычно являлся уже на длинных рогах и необходим был какой–то отвлекающий аромат для неизбежно трезвых учителей и по глупости трезвых одноклассников, которые из гордости никогда бы не признали и не поняли моей идеи, что каждый дурак может «спокойно» выпить вечером в своей молодой, веселой и почти всегда задорной компании, а на самом–то деле — вся прелесть в том, чтобы пить там где не время и не место.

Когда я собирался в школу — отец обычно еще лежал в постели и иногда злобно стонал:

«Боже! Как пахнет духами!» — когда испарения пробивались из коридора в его теплое, сонное логово.

Однажды вечером он подошел ко мне, принюхался и с перекошенным лицом сказал

«Сева, ты опять мазался духами! Ты знаешь что это делают только гомосексуалисты?»

И тут его молодое лицо еще более сильно скривилось — так кривятся, когда кто–то при тебе сдирает со щеки старый, засохший, расковырянный когда–то прыщ и сразу же выступает немного крови, которая уже не поганая — уже без примеси гноя, но все равно кажется, что инфекции в этих темно–красных недрах пруд–пруди.

Я не был гомосексуалистом. Мне просто нравились духи и к тому же как я уже говорил — они мне всю жизнь необходимы для того, чтобы разбавлять алкогольные пары, которые я вывожу из тела посредством выдыхания воздуха.

Недавно на работе я вдруг со смехом вспомнил фразу, которую я прочитал будучи маленьким мальчиком в маминой «Энциклопедии Молодой Женщины». В книге этой был раздел о женских половых органах. Надо признаться, что в раздел этот я наведывался крайне часто. И вот что там между делом писалось «…. также женщина может добавить к половым органам капельку любимых духов — это вызовет сильнейшие стимулы у партнера….» Какие стимулы — не припоминаю. Тут я не буду врать.

Работая на складе Армии Спасения я имел доступ ко множеству различных одеколонов и духов. Сердобольные люди сдавали нам свои старые, забытые, ненужные (и часто неполные) флаконы, которые затем сортировались и, лучшие из них — вместе с тоннами другого хлама переправлялись в магазин Армии по умеренным ценам. Если жертвоприношения сортировал я — лучшие духи в магазин естественно не шли. Они шли ко мне. Дешевые и неинтересные мне духи я выливал на тряпку, которая покрывала железную тумбу рядом с мусорным компактором. Тумба была необходима для того, чтобы класть на нее длинные ножи, которыми мы разрезали черные, липкие пакеты с подаяниями. Выливая на тряпку около полу–литра духов и одеколонов в день — я желал добиться ошеломительного и райского аромата. Мой приятель — раздражительный интеллигент с небольшой манией касаемой приема пищи и очень большой обидой на весь мир также участвовал в этом эксперименте, но у него была иная идея: он хотел создать самую токсичную тряпку на свете и поэтому лил на нее еще какие–то (уже совсем не ароматные) вещества.