Самая кровная связь. Судьбы деревни в современной прозе - [37]

Та борьба, которую ведет за жизнь, за души детей бывший белый офицер, и тем не менее гуманный, добрый человек Валериан Иванович Репнин, как бы освещается внутренним спором его с комендантом города Ступинским. На свой страх и риск Ступинский назначил ссыльнопоселенца Репнина, человека грамотного и любящего детей, директором детского дома. Спор этот выигрывает большевик Ступинский; сама жизнь заставляет Репнина, как и Ступинского, понять, что революция, при всех подчас трагических трудностях строительства новой жизни, явилась величайшим гуманистическим актом в истории. Ее нравственность вбирала в себя не только общечеловеческие ценности, которые стремится укреплять в душах детей Репнин, но и революционные, подлинно гуманистические принципы, прежде недоступные ему. «Многие борются за счастье всех людей, но у них есть противники, которые хотят счастья только для себя, — разъясняет воспитанникам эти принципы Ступинский. — И с ними приходится бороться. Боролись мы. Может быть, и вам придется. Наверное придется».

В повести «Кража» воссозданы колоритнейшие детские характеры, поставленные в обстоятельства трагедии, — открытого поначалу и добру и злу деревенского мальчишки Толи Мазова, тяжко обиженной жизнью, но доброй и светлой Зины Кондаковой, отпетого, до крови измордованного инвалида Паралитика, хитрована Попика и других. Пафос повести — в художническом исследовании трепетного, неимоверно трудного в этих условиях возвращения детей к человеческой совести, истинной человечности.

Мальчишка, деревенский подросток, в обстоятельствах горя и беды — такова сквозная линия в творчестве Виктора Астафьева, в его повестях, посвященных в основном трудному и героическому времени военных и предвоенных лет. И в «Перевале», повести о мальчике-сироте Ильке и его жизни среди добрых людей, и в «Краже», и в «Последнем поклоне», и, наконец, в «Звездопаде» и «Пастухе и пастушке» — по сути, один развивающийся, детский, отроческий, юношеский характер, характер нашего современника, упрямо прорастающий сквозь все жизненные невзгоды и испытания голодом, холодом, сиротством и, наконец, войной — к свету, любви, добру. И столько трудного, а подчас и страшного, жестокого выпадает на долю этого столь любимого автором — и нами — героя астафьевских повестей, что, казалось бы, проза его должна дочерна выжигать душу. А между тем она просветляет ее, более того, высекает в твоей душе свет.

В чем тайна этого, как говорилось в древности, катарсиса, что в переводе с древнегреческого как раз и означает очищение души трагедией, просветление ее?! Ответ на этот вопрос в какой-то степени заключен в своеобразнейшей «Оде русскому огороду» — лирико-патетическом повествовании, во многом публицистически продолжающем ту же тему о том же мальчике в трудных жизненных обстоятельствах, — только не о горестях, а о счастье его. О счастье быть и ощущать себя сопричастным всему живому, о таинстве слияния его с этим живым — в людях ли, в природе, которая занимает в творчестве В. Астафьева огромное место, в тех токах жизни и труда, которые с ранних лет, не взирая на все препоны, питают его душу, учат главному предназначению человека — «творить добро».

«Память моя!.. — вновь обращается он к самому себе в этом патетическом повествовании (где в сравнении с «Кражей» или «Перевалом» намеренно изменены акценты), — ...воскреси, — слышишь! — воскреси во мне мальчика, дай успокоиться и очиститься возле него». Чем же так дорог этот мальчик далеких, ушедших и таких трудных лет сегодняшнему Виктору Астафьеву? Он дорог ему не просто как пленительное воспоминание детства, он ведет за собой писателя (а следовательно, и читателя) «туда, где на истинной земле жили воистину родные люди, умевшие тебя любить просто так, просто за то, что ты есть ты, и знающие одну-единственную плату — ответную любовь».

«Озаренный солнцем» астафьевский мальчик своего рода волшебный поводырь в творчество писателя, в тот самый мир природы и труда, где в трудных, подчас трагических житейских обстоятельствах (вспомним «Перевал», «Кражу», «Последний поклон») он жил тем не менее на «истинной» земле, в окружении истинных, родных людей, руководствовавшихся в отношении к нему естественным нравственным законом жизни — человеческой совестью.

Труд и природа — в нерасторжимом одухотворенном единстве, труд и природа как образ Родины, как воплощение человечности, — вот конечный герой большинства книг Виктора Астафьева. Его проза — и в этом ее философское значение — есть исполненное любви и верности, но при всем том и глубокой объективности художественное исследование трудовой народной жизни, народной нравственности, подымающейся порой, в особенности на страницах, посвященных испытанию войной, до высот подлинного апофеоза.

В спорах, утверждающих и отвергающих патриархальность, забывается иногда главное: нравственность народа, формировавшаяся тысячелетиями труда, борьбы и преобразования земли, была в первую очередь трудовой нравственностью. Она ни в коей мере не сводится к патриархальности и является прежде всего общечеловеческой нравственностью. Наше принципиальное отношение к ней с предельной точностью выражено в Программе КПСС.