Самая кровная связь. Судьбы деревни в современной прозе - [102]

«За соснами было небольшое поле, а там и косогор, и родимая Каравайка. Майор шел все быстрее, не замечая этого, и все хватался за карманы, ища папиросы. Вот позади и Вороньи сосны, травяная тропа выпрямилась, незаметно перешла в колесную дорогу, и он выбежал на косогор.

Каравайки на косогоре не было».

Щемящее чувство грусти оставлял этот рассказ, и ни автору, ни читателям (велика магия художественного слова!) как бы не было дела до того: а что случилось с деревней Каравайкой? Какие ветры над ней пронеслись? Почему Каравайки не стало на этой земле?

Лишь «где-то за тремя волоками неслись поезда и свистели ракеты, а здесь была тишина, и майору казалось, что он слышит, как обрастают щетиной его напрягшиеся скулы».

Это рассказ о горе человека, потерявшего вдруг свою малую родину.

Но возможен, а пожалуй, и необходим еще и другой взгляд: не со стороны человека, спустя три десятилетия приехавшего повидаться с родимой стороной, а со стороны тех, кто живет и трудится здесь — в Каравайке ли, Мало-Кабанове или Заречье — постоянно. И, пожалуй, этот-то взгляд и будет главный, основной, потому что он выражает желания, чаяния и стремления тех, кому не наезжать в родные места, а жить в них. Этот взгляд и содержится в книжке «Большое новоселье», равно как в рассказе «В гости к Щепову» или очерке «Крестьянское гнездо».

В беседах с жителями и работниками родных своих кировских мест Владимир Ситников выявил одну характернейшую закономерность: «— Больше всего мне, пожалуй, за сселение достается не от своих колхозников. Они за него, — говорил В. Ситникову председатель колхоза имени Кирова Николай Андреевич Селюнин. — А от заезжих людей, которые когда-то тут жили, в зыбке такой качались». И далее председатель рассказал историю, как напустился на него однажды некий городской заслуженный пенсионер: «У вас под березниками да осинниками больше земли пропадает. А тут у людей память. Я тоже на него взъелся, — рассказывает Селюнин, — раз так в своей деревне нуждался, так почему пятьдесят лет не приезжал? Может, твой ум, твой опыт и здесь пригодились бы!»

Очеркист начинает свое исследование проблемы переселения деревень, находясь в известной мере в позиции этого пенсионера. И его можно понять. «...Деревни нет. Просто зеленая куща с высокими тополями стоит на ее месте». Нет той самой деревни, которая с такой проникновенностью и любовью описана в повести «Русская печь». Автор не скрывает своей естественной печали по этой исчезнувшей деревне. Но его волнует и другой вопрос: «А отчего покинули мои земляки такую уютную красивую деревню?» Он разговаривал с десятками людей, и рядовых колхозников, и колхозных руководителей, он производит своего рода исторические и социологические изыскания и в результате приходит сам и приводит читателей к мысли, к убеждению в естественности неотвратимости и благотворности этих социально-географических, так сказать, перемен.

Леса и болота, покрывавшие всю территорию Вятской, Вологодской или Костромской губернии, диктовали нашим прадедам и прапрадедам свои условия географического расселения. Плешины отвоеванных у тайги полей могли прокормить немногих крестьян. Поэтому селились они, как правило, пишет В. Ситников, тремя-четырями дворами, которые потом разрастались до 10 — 15, от силы до 25 дворов. Но вот пришло новое время, и эти принципы расселения встали в объективное противоречие по отношению к современным условиям труда и существования крестьянства. Объективность этого противоречия подтверждается естественностью, поначалу даже стихийностью его жизненного разрешения: маленькие деревни стали исчезать с лица земли не по чьей-то злой воле или команде, но сами собой. И далеко не все их жители уезжали в далекие города, многие перебирались в соседние, более крупные села и деревни, где ближе к людям, где веселее, легче, «культурнее» жить.

Эти объективные закономерности выявлены в очерках В. Ситникова, по-моему, с полной убедительностью.

Выявлена и другая закономерность, которую автор определил как «выход из «заколдованного круга»: только на этом пути, на пути создания крупных, современных населенных пунктов в деревне, равных по условиям жизни, быта, культуры городским, можно приостановить процесс миграции сельской молодежи в города, в условиях Кировской области давно перешагнувший за свою оптимальную черту. И выясняется — увы! — что даже прославленная русская печь не выдерживает конкуренции с газовой плитой, — если деревенские хозяйки получают, как жители села Каринки, в свои дома газ.

Итак, удобные, со всеми бытовыми услугами дома, отличный клуб, больница, детский сад, столовая, телевидение, хорошие дороги — вот что заставляет людей перебираться из какого-нибудь Ново-Кабаново в такую вот Каринку. В общем у всех моих бывших соседей, кто в последнее время покинул родную деревню, мотив был один, именно это — тяга к необходимым житейским удобствам, — заключает свое исследование В. Ситников. А их-то и создавали последовательно и целеустремленно хозяева и жители Каринки.

«Крестьянин и жить и отдыхать хочет как в городе. А в маленьких деревушках таких условий не создашь». Что можно возразить против этого конечного вывода очеркиста, если относиться к народной, крестьянской жизни реально и всерьез? В том великом переселении, о котором говорил в очерке Е. Лазарева «Крестьянское гнездо» старый и умный крестьянин Плетнев, заключена не только экономическая целесообразность (концентрация сельскохозяйственного производства), но и немалый гуманистический смысл.