Самая главная тайна - [66]

— Путь из нижних подвалов в верхние, — определил Петька. — В верхних я бывал. Но камера смертников была где-то внизу. Может, мы не в ту дверь повернули? Ну, что делать будем? Вверх полезем или назад возвращаемся?

— По-моему, Петька, назад надо. Если Герман Тарасович по берегу рыщет, то одежду нашу найдет и догадается, где подводный лаз. Тогда нам из подземелья не выбраться.

— Он и плавать не умеет, твой Герман Тарасович, — насмешливо возразил Петька. — Я видел, как он купался. Барахтается, словно женщина, возле берега, пузыри пускает. Не бойся! — И Петька Птица, больше не раздумывая, стал взбираться по железной лестнице.

Валька последовал за вожаком, но на душе у него было тревожно. Ему хотелось поскорее выбраться из этого глухого лабиринта. Мысли о бегстве из дома вновь захлестнули его. Заныло сердце. Он готов был взмолиться, чтобы Петька повернул назад, но вожак, не оглядываясь, взбирался наверх. Лестница под его ногами чуть-чуть звенела и металлически поскрипывала. Звук был хотя и негромкий, но отчетливый и разносился, наверное, далеко. Если бы сейчас в подземелье оказались люди, они наверняка насторожились бы. И об этом Вальке тоже невольно думалось.

А Петька Птица тем временем вылез наверх и шептал оттуда, чтобы Валька поторапливался.

— Сюда свет проникает, — сообщил он. — Мы на поверхность выбрались.

— Давай вернемся, — снова предложил Валька. Его все больше и больше охватывала тревога, причины которой он не понимал. — Для первого раза хватит. Нам еще воду вычерпывать да тайник исследовать. Работы знаешь как много!

Последние слова на Петьку подействовали.

— И то правда, — сказал он. — Спускаемся. А здесь в другой раз пошарим.

На последних ступеньках лестницы Петька поскользнулся. Валька успел отскочить, а то бы падающий вожак сбил его с ног.

Свет потух. Наступила темнота. Петька Птица отчаянно простонал.

— Что с тобой? — кинулся к нему Валька. — Ногу сломал?

— Не-ет, хуже. Фонарик разбил.

И тут случилось то самое, непредвиденное, как будто с совершенно ясного солнечного неба грянул гром[11].

Валька хорошо запомнил эти секунды. Сначала вспыхнул тоненький слабый лучик, а вслед за этим яркий сноп света накрыл мальчиков.

Валька потом вспомнил, что первой мыслью у него было: «Марчук!»

Но он ошибся. Не Марчук стоял рядом, совсем не Марчук.

— Кожаный шофер! — выдавил Петька Птица.

Это была ловушка.

Пленники

Прошло несколько секунд.

Первым опомнился Петька Птица. Загораживаясь от света ладонями, он глухо проворчал:

— Ну что? Не хватит играться?

— Ты прав, щенок, хватит, — раздался негромкий голос. — Внучонок сторожа? Я не ошибся? А с тобой, значит, Мельников? Ну, я так и думал. Вот до чего доводит дурная компания!

В трех шагах стоял Герман Тарасович, сомнений быть не могло, и у Вальки похолодело и напряглось в груди.

— Что скажет ваша прелестная мама? — продолжал кожаный шофер. — А тем более ваш новый папа, полковник Скорняк? Кстати, какой он у вас по счету, молодой человек? Третий, если мне память не изменяет? Или, может, четвертый? Мадам умеет жить! Но кто же ее станет порицать в наше безбожное время! Три или четыре мужа для такой красивой женщины вовсе не предел.

— Как вы смеете говорить это! — забыв о страхе, крикнул Валька. — Вы можете меня бить, пытать, но оскорблять маму я вам не позволю!

— Ай-яй-яй! — Кожаный шофер укоризненно покачал головой и затем спросил с насмешкой: — Что же я сказал плохого? Кроме правды, я не сказал ни слова. А бить... — он умолк, — зачем же? У меня рука тяжелая, я и убить могу. А зачем убивать сопляков? Думаю, что до этого не дойдет. Ну-ка, вставайте, искатели приключений, покажите, как вы сюда пробрались.

— Известно как, сверху, — отозвался Петька. — Через потолок.

— Не бреши, байстрюк! Сверху не то что такой щенок, как ты, а и воробей сюда не залетит. Ваши следы от воды ведут.

— Тогда чего спрашивать, — проворчал Петька. — Выследил, так не спрашивай.

— Молчать ты у меня будешь, гаденыш?! — рявкнул Герман Тарасович. — Поучился бы у своего приятеля, как со старшими разговаривать. Пионер, наверное? А если так, то пионеров учат вежливому обращению!

— А вы тоже обращайтесь с нами вежливо, — сказал Валька. — Не обзывайте. Мы вам ничего плохого не сделали.

— Ты так думаешь, партизанский сын? — снова усмехнулся кожаный шофер. — Я другого на этот счет мнения. Ну да ладно, что считаться. Где Магда, ты мне скажешь?

— Как я могу сказать, если не знаю.

— Не знаешь, значит?

— Не знаю.

— А кто одну вещицу из музея спер, тоже не знаешь?

— Не могу я знать все, что вам захочется.

— Так, так, молодой человек. Интересно получается, — насмешливо сказал Герман Тарасович. — Ты врешь да еще хочешь при этом, чтобы я разговаривал вежливо. Но если у меня сдадут нервы? Как я могу вежливо разговаривать, если нервы у меня в страшном напряжении?

— Но я же не виноват. — Валька пожал плечами.

Петька толкнул его локтем.

— Да брось ты с ним!.. Он знает, что это я кинжал выкрал, и нечего тут...

— Это другое дело, — удовлетворенно произнес Герман Тарасович. — Кинжал вернешь. Мне. Лично. Воровать — самое последнее дело. Пионеров, я думаю, не учат воровать. Или я несколько ошибаюсь? Что молчите? Где кинжал?