Самарская вольница - [191]
— Ты, мужик, потише про боярское побитие, — предостерег стрелец с обожженным лицом, будто пушечный горящий пыж нечаянно попал ему в голову и осмолил. А сам безбровыми глазами предостерегающе глянул на Никиту и Игната. — За такие слова могут в приказную избу утащить.
— Так я не от себя о том накаркиваю, а что в остроге творится при громком прочтении тех писем, — замахал руками Максим, напуская на себя неподдельного страха. — Сам-то я письменам не обучен, не мог чести письма. А одно валялось, никто его не убирал, я прихватил. — И простоватый посадский вынул из кармана сложенный в несколько раз листок, повертел его перед собой. — Снесу в кремль к батюшке воеводе Ивану Богдановичу, глядишь, уважит мужика за службу, алтын даст…
— Даст алтын… альбо кнутом повелит попотчевать, будто воровского пособника, — усмехнулся обгоревший стрелец, хотел что-то сказать, глянул на Никиту и тут же передумал. — Иди, что замешкался?
Максим Леонтьев, для виду напустив на лицо придурковато-нерешительную улыбочку, якобы задумался.
— После твоих слов, братец, что-то расхотелось к воеводе… далеко, да и ворота в кремль затворены… Выходит, зря я листок поднял? Эх, простота мужицкая, вечно не в ту оглоблю ногой лягаем! Надумал разжиться да чуть последнюю шкуру с себя не снял… Порвать в таком разе, что ли, стрельцы? Присоветуйте, братцы, вы люди бывалые, не то, что я.
— Давай, мы нашему сотнику отдадим, — предложил второй стрелец, бритобородый, с широким щербатым ртом под густыми усами. — А он пущай по своему разумению делает — рвет или к воеводе несет.
— И то! — обрадовался Максим Леонтьев. — Берите, стрельцы, а то у меня по спине зуд нехороший пошел. Вот и славно, — разулыбался посадский. — Нет бумажки, и никаких забот. — И на церковь перекрестился, Никите озорно подмигнул: — Не припоздайте, постояльцы, к ужину, я вас здесь во тьме с мисками искать не буду, голодными в ночь останетесь. Пойду я к дому, к детишкам…
Разинские посланцы вслед за ним отошли чуток от угла и встали, будто на кремль глядят, а сами тайком косятся — понесут стрельцы атаманово письмо к сотнику или не понесут.
— Разглядывают, — прошептал Игнат Говорухин. — Должно, грамоты не ведают, а прознать хочется. Вона-а к ним еще двое подошли.
— Взял лист в руки, чита-а-ет! Ой, славно! Ну, брат Никита, еще один кусочек атамановой закваски в воеводское тесто всунут!
— Интересно, где теперь Тимошка? Что с ним? И что мыслит делать синбирский воевода по тем слухам, что к нему уже из острога, наверное, дошли? — с долей беспокойства подумал вслух Никита, не отрывая тревожного и беспокойного взгляда от могучих стен синбирской тверди — кремля.
Воевода Иван Богданович Милославский вытер платком взмокшие под шапкой залысины, внимательно осмотрел стены кремля, глянул в поле, где только что шло сражение, перекрестился: не побить князю Борятинскому с его малой ратной силой и не согнать в Волгу воровское скопище! Да и то сказать, привел с собой на выручку синбирской тверди рейтар тысячу триста человек, из которых каждый третий без коня, да несколько сот дворянского ополчения, которые, со слов самого воеводы Борятинского, не лучших статей ратники… В полковых списках, на Москве писанных, иные уже мертвы, иные по два и по три раза внесены для видимого множества и для увеличения государевой казны, даваемой на полк командирам.
— Что же князь воевода Петр Семенович мешкает-то под Казанью? Аль чем так озабочен? Или черная кошка дорогу перебежала, и страх напал на его стрельцов и рейтар? — Иван Богданович, вспомнив кравчего Петра Урусова, сморщил лицо, будто горсть мороженой клюквы в рот кинул, — давно эта неприязнь между ними пролегла, теперь на государевом деле от той неприязни быть большой порухе: не к Синбирску спешит кравчий Петр Семенович, а отговорки себе придумывает!
— Кабы его полки сюда пришли спешно, глядишь, совокупно и побили бы вора Стеньку!
Размышляя о делах ратных, воевода Иван Богданович бережно спустился со стены, бревенчатым переходом прошел в большую приказную избу, треть которой он занимал под свои покои: служба службой, а обед пропускать — великий грех! Да и донские воры, видно было, взяли роздых.
— Теперь бы ему самый раз на Стеньку Разина, исполчившись, всей силой грянуть, — вновь вспомнил о воеводе Урусове Иван Богданович. — Тогда бы и я из кремля всей силой вышел бы… А так рискованно мне все полки за стены пускать! Докладывают дозорцы, что и с южной стороны в лесу видно людское скопище. А ну как грянут со спины, собьют моих стрельцов вместе с воеводой Юрием Никитичем да погонят за Свиягу, а? — И Иван Богданович мелко перекрестился. — Останется кремль без обороны, ворам на лихое дело опорой в здешних краях станет, как Саратов да Астрахань на Волге!
Раздеваясь в прихожей, воевода Милославский, сняв шапку с собольим мехом, потряс пышно-волосатой шевелюрой, похожей на львиную гриву, сказал сам себе:
— Ну уж нет! Пущай князь Юрий Никитич о себе озаботится, а я ему более не защитник! — твердо решил воевода. — Он как прибежал сюда, так и убежит, ежели невмочь станет! А на мне город и вся засека от государя в бережение дана…
Печально закончилась Ливонская война, но не сломлен дух казацкой дружины. Атаман Ермак Тимофеевич держит путь через Волгу-матушку, идет бить сибирского хана Кучума. Впереди ли враг али затаился среди товарищей?…Вольный казачий круг и аулы сибирских татар, полноводный Иртыш и палаты Ивана Грозного, быт, нравы и речь конца XVI века — в героическом историческом полотне «Последний атаман Ермака».
1753 год. Государыня Елизавета Петровна, следуя по стопам своего славного родителя Петра Великого, ратовавшего за распространение российской коммерции в азиатских владениях, повелевает отправить в Хиву купеческий караван с товарами. И вот купцы самарские и казанские во главе с караванным старшиной Данилом Рукавкиным отправляются в дорогу. Долог и опасен их путь, мимо казачьих станиц на Яике, через киргиз-кайсацкие земли. На каждом шагу первопроходцев подстерегает опасность не только быть ограбленными, но и убитыми либо захваченными в плен и проданными в рабство.
Две великие силы столкнулись у стен Белого города. Железная дружина киевского князя Владимира Святославовича и темная рать печенегов — свирепых и коварных кочевников, замысливших покорить свободную Русь… Без страха в бой идут безжалостные степняки, но крепко стоит русская рать за стенами белгородской крепости.В книге известного русского писателя Владимира Буртового есть все: кровопролитные сражения и осада крепостей, подвиги и интриги, беззаветная любовь к родной земле и жестокие предательства, великолепное знание исторических реалий и динамично развивающийся, захватывающий сюжет — словом все, что нужно настоящим поклонникам исторического романа и любителям увлекательного эпического чтения.
Крестьянский парнишка Илейка Арапов с юных лет мечтает найти обетованную землю Беловодье – страну мужицкого счастья. Пройдя через горнило испытаний, познав жестокую несправедливость и истязания, он ступает на путь борьбы с угнетателями и вырастает в храброго предводителя восставшего народа, в одного из ближайших сподвижников Емельяна Пугачева.Исторический роман писателя Владимира Буртового «Над Самарой звонят колокола» завершает трилогию о Приволжском крае накануне и в ходе крестьянской войны под предводительством Е.
1751 год. Ромодановская волость под Калугой охвачена бунтом. Крестьяне, доведенные до отчаяния бесчеловечностью Никиты Демидова, восстают против заводчика. Наивно веря в заступничество матушки-государыни Елизаветы Петровны, они посылают ей челобитные на своего утешителя. В ответ правительство отправляет на усмирение бунтовщиков регулярные войска и артиллерию. Но так уж повелось исстари, натерпевшийся лиха в родном дому русский мужик не желает мириться с ним. Кто ударяется в бега, кто уходит в казаки, кто отправляется искать страну мужицкого счастья – Беловодье.
В «Самарской вольнице» — первой части дилогии о восстании донских казаков под предводительством Степана Разина показан начальный победный период разинского движения. В романе использован громадный документальный материал, что позволило Владимиру Буртовому реконструировать картину действий походных атаманов Лазарки Тимофеева, Романа Тимофеева, Ивана Балаки, а также других исторических личностей, реальность которых подтверждается ссылками на архивные данные.Строгая документальность в сочетании с авантюрно-приключенческой интригой делают роман интересным, как в историческом, так и в художественном плане.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Июль 1921 года. Крестьянское восстание под руководством Антонова почти разгромлено. Выжившие антоновцы скрылись в лесах на юго-востоке Тамбовской губернии. За ними охотится «коммунистическая дружина» вместе с полковым комиссаром Олегом Мезенцевым. Он хочет взять повстанцев в плен, но у тех вдруг появляются враги посерьёзнее – банда одноглазого Тырышки. Тырышка противостоит всем, кто не слышит далёкий, таинственный гул. Этот гул манит, чарует, захватывает, заводит глубже в лес – туда, где властвуют не идеи и люди, а безначальная злоба бандита Тырышки…
Роман "Казаки" известного писателя-историка Ивана Наживина (1874-1940) посвящен одному из самых крупных и кровавых восстаний против власти в истории России - Крестьянской войне 1670-1671 годов, которую возглавил лихой казачий атаман Степан Разин, чье имя вошло в легенды.
Роман-трилогия Ивана Сергеевича Рукавишникова (1877—1930) — это история трех поколений нижегородского купеческого рода, из которого вышел и сам автор. На рубежеXIX—XX веков крупный торгово-промышленный капитал России заявил о себе во весь голос, и казалось, что ему принадлежит будущее. Поэтому изображенные в романе «денежные тузы» со всеми их стремлениями, страстями, слабостями, традициями, мечтами и по сей день вызывают немалый интерес. Роман практически не издавался в советское время. В связи с гонениями на литературу, выходящую за рамки соцреализма, его изъяли из библиотек, но интерес к нему не ослабевал.
Роман известного русского советского писателя Михаила Алексеева «Ивушка неплакучая», удостоенный Государственной премии СССР, рассказывает о красоте и подвиге русской женщины, на долю которой выпали и любовь, и горе, и тяжелые испытания, о драматических человеческих судьбах. Настоящее издание приурочено к 100-летию со дня рождения писателя.