Сальвадор Дали - [8]
А вот еще одно поразительное признание человека, который скандализировал мир своими вызывающими усами-антеннами и не переставал изумлять его сюрреалистическими клоунадами и выходками. «Стоит мне провести хотя бы месяц в Порт-Льигате, - говорил Дали, - и я становлюсь крепче духом и телом, становлюсь крепок, как те скалы, и готов противостоять бурям. Там, в одиночестве, я живу в согласии с ритмом мироздания. Я ловлю рыбу в новолунье и знаю, что яблоки тем временем наливаются соком; я думаю о гениальных озарениях Парацельса и не включаю радио, грежу с открытыми глазами и не включаю телевизор, я возношусь к вершинам, я занят простыми и привычными вещами - садом, морем, своим холстом - и поглощен тем, что я делаю. А когда смеркается, мы с Галой, поев сардин, идем на берег, где в готике скал уже реют ночные кошмары»[>1 С. Дали. Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим. С. 395-396.].
Загадка Гитлера. Ок. 1939
Национальный музей королевы Софии, Мадрид
Рынок рабов с невидимым бюстом Вольтера. 1940
Музей Сальвадора Дали Сент-Питерсберг
Тридцатые годы стали вершиной в творческой биографии Дали. Все, чего он хотел, к чему так жадно стремился - слава, успех, Париж, признание публики, деньги - все пришло к нему в это стремительное и жаркое десятилетие. Придя в сюрреалистическую группу позже других и будучи младше основных участников сюрреалистического движения, Дали своей феноменальной работоспособностью, энергией, плодовитостью, волей, выдумкой, огромным талантом, воображением, наконец, виртуозной академической техникой затмил абсолютно всех и очень скоро занял лидирующее положение среди современных ему живописцев.
Все смутные страхи и поиски сюрреалистов, все их зыбкие и расплывчатые фантазии, все то неясное и неопределенное, что только еще нащупывало и искало свою настоящую форму, теперь, благодаря таланту и виртуозному мастерству Дали обрело свое окончательное и совершенное воплощение. Казалось, что только теперь, с появлением молодого Дали, мир ночных кошмаров и сновидений, подавленных сексуальных желаний, неосознанных навязчивых страхов и притаившихся ужасов, владеющих современным потерянным человечеством, нашел своего вдохновенного и гениального летописца. Словно Орфей, Дали смело и с готовностью спустился в ад бессознательного и твердой кистью описал все увиденное. И мир содрогнулся от кошмарных свидетельств Дали.
Его живопись стала, по очень точному и верному выражению самого
Метаморфоза Нарцисса. Ок. 1936-1937
Собрание Эдварда Джеймса, Галерея Тейт, Лондон
Лебеди, отражающиеся в виде слонов 1937
Частное собрание
Дали, «рукотворной цветной фотографией, зримо запечатлевшей иррациональное, его тайны, его странности, его утонченность и оголенность»[>1 С. Дали. Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим. С. 407,]. Его картины, всегда холодные, острые, неуютные и непредсказуемые, подавляли ошеломленного зрителя силой своей безграничной фантазии и мелочной и подробной выделкой невозможных, сумасшедших и бредовых деталей.
Испания. 1938
Музей Бойманса - ван Бёнингена, Роттердам
Великий параноик. 1936
Музей Бойманса - ван Бёнингена, Роттердам
Африканские впечатления. 1938
Музей Бойманса - ван Бёнингена, Роттердам
Собственно, это уникальное сочетание несочетаемого (горячечного сумасшедшего бреда, галлюцинаций, больных фантазий, нагромождения нелепых и несоединимых вещей и, самое важное, полного отсутствия здравого смысла и какой-нибудь человеческой логики с холодной, очень расчетливой и виртуозной отделкой, с невероятной фотографической иллюзорностью и достоверностью) и составило неповторимый, индивидуальный, абсолютно ни на кого не похожий почерк Дали, его творческое лицо.
Одну за другой Дали пишет в 1930-е годы картины, которые как бы выстраивают его особый, огромный, величественный, заполняющий собою все, космос Дали, те картины, без которых уже невозможно представить себе искусство и культуру XX века. Это Фонтан (1930), Постоянство памяти (1931), Призрак сексуального влечения (1934), Призрак Вермера Делфтского, который можно использовать как стол (1934), Возвращение Галы, или Вечерняя молитва Валы (зеркальное отражение, 1935Д Великий параноик, Окраина параноидно-критического города: послеполуденный час на обочине истории, Фармацевт из Фигераса, когда он не ищет совершенно ничего (все - 1936), Осенний каннибализм (ок. 1936-1937), Метаморфоза Нарцисса, Сон (оба - 1937) и многие, многие другие.
Антропоморфный секретер. 1936
Художественные собрания земли Рейн-Вестфалия, Дюссельдорф
Бесконечная загадка. 1938
Национальный музей королевы Софии, Мадрид
И первой в этом длинном списке наиболее узнаваемых работ Дали, без сомнения, стоит его знаменитая картина Мягкие часы, или Постоянство памяти (1931), ставшая фирменным знаком художника, его Моной Лизой. Очень простая и ясная по композиции, особенно в сравнении с его чрезмерно перегруженными, барочными работами, она в свое время поразила неискушенного зрителя необычайно эффектной и точной метафорой растекающегося, текучего времени. По сути дела Дали сделал обычную аллегорию времени, однако в качестве аллегории вязкого, утекающего времени он взял не готовые классические образцы: красивых классических богов, реку времени и так далее, а нечто очень привычное и обыденное - обыкновенный будильник, и заставил эту твердую, не способную к превращению форму растечься, как плавленый сыр. В этом соединении несоединимого, в умении заставить обыкновенные предметы выполнять несвойственные, невозможные и очень странные для них функции и состоял один из художественных приемов Дали, которыми он так часто пользовался.
Есть в искусстве Модильяни - совсем негромком, не броском и не слишком эффектном - какая-то особая нота, нежная, трепетная и манящая, которая с первых же мгновений выделяет его из толпы собратьев- художников и притягивает взгляд, заставляя снова и снова вглядываться в чуть поникшие лики его исповедальных портретов, в скорбно заломленные брови его тоскующих женщин и в пустые глазницы его притихших мальчиков и мужчин, обращенные куда-то вглубь и одновременно внутрь себя. Модильяни принадлежит к счастливой породе художников: его искусство очень стильно, изысканно и красиво, но при этом лишено и тени высокомерия и снобизма, оно трепетно и человечно и созвучно биению простого человечьего сердца.
От автора Окончив в 1959 году ГИТИС как ученица доктора искусствоведческих наук, профессора Бориса Владимировича Алперса, я поступила редактором в Репертуарный отдел «Союзгосцирка», где работала до 1964 года. В том же году была переведена на должность инспектора в Управление театров Министерства культуры СССР, где и вела свой дневник, а с 1973 по 1988 год в «Союзконцерте» занималась планированием гастролей театров по стране и их творческих отчетов в Москве. И мне бы не хотелось, чтобы читатель моего «Дневника» подумал, что я противопоставляю себя основным его персонажам. Я тоже была «винтиком» бюрократической машины и до сих пор не решила для себя — полезным или вредным. Может быть, полезным результатом моего пребывания в этом качестве и является этот «Дневник», отразивший в какой-то степени не только театральную атмосферу, но и приметы конца «оттепели» и перехода к закручиванию идеологических гаек.
История искусства знает много примеров, когда в совсем, казалось бы, «нехудожественных» семьях вырастали знаменитые художники. Такими были сын суворовского солдата Павел Федотов, Илья Репин, вышедший из семьи военного поселенца, или потомок вольнолюбивых казаков Василий Суриков. Но существуют и обратные примеры, когда художественная атмосфера дома позволяет рано раскрыться способностям ребенка. Именно в таких семьях выросли Сильвестр Щедрин, Александр Иванов, Карл Брюллов, Александр Бенуа. Николай Крымов был правнуком, сыном, братом и даже зятем художников.
Среди множества учеников великого русского художника Ильи Ефимовича Репина одним из достойных его последователей был Иван Куликов. Творческий путь Куликова был типичным для художественной молодежи конца XIX - начала XX столетия. В его творчестве нашли свое отражение сложные социальные перемены в общественной жизни, в свободе эстетических взглядов, в переоценке пути исторического развития России.
В течение первых десятилетий нашего века всего несколько человек преобразили лик мира. Подобно Чаплину в кино, Джойсу в литературе, Фрейду в психологии и Эйнштейну в науке, Пикассо произвел в живописи революцию, ниспровергнув все привычные точки зрения (сокрушая при этом и свои взгляды, если они становились ему помехой). Его роднило с этими новаторами сознание фундаментального различия между предметом и его изображением, из-за которого стало неприемлемым применение языка простого отражения реальности.
Мало найдется в истории искусства личностей столь загадочных и неоднозначных, как герой этой книги Питер Брейгель Старший — фигура таинственная, зашифрованная, чуть ли не мистическая. Творчество великого нидерландского художника — предмет многолетних искусствоведческих дискуссий.Форма, придуманная К.А. Роке для данного исследования, позволяет совместить, что бывает достаточно редко, взгляд ученого и взгляд поэта, чувство и интеллект. Настоящая биография по сути своей — диалог двух достойных друг друга собеседников — художника далекой эпохи, говорящего посредством своих произведений, и современного художника, пытающегося его понять.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
При воспоминании о работах французского художника XVIII века Антуана Ватто (1684–1721) в памяти оживают его чарующие небольшие картины с изображением «галантных празднеств», как когда-то современники назвали тот жанр живописи, в котором работал художник. Его сценки с костюмированными фигурками кавалеров и дам в зелени парков Парижа и его окрестностей подобны хорошо срежиссированным театральным представлениям под открытым небом. Живопись Ватто несет в себе отзвук празднеств, проводимых в парках дворцов эпохи «Grand siécle» Короля-Солнце — Людовика XIV, и отклик на кардинальные изменения в мироощущении и предназначении художника нового начавшегося столетия — века Просвещения.
«Маленький стриженый человечек с помятым лицом, который, когда разговаривал, то от смущения расстегивал все пуговицы своего пиджака и опять их застегивал и потом начинал правой рукой щипать свой левый ус». Такими словами Антон Павлович Чехов в своем знаменитом рассказе Попрыгунья в образе доктора Коростелева изобразил внешность русского художника Алексея Степановича Степанова. Но зато как точно в этом рассказе показал он характер героя, его деликатность, скромность, мягкость и доброту... Именно таким замечательным характером обладал А.С.
Иван Иванович Шишкин (1832—1898) — русский художник-пейзажист, живописец, рисовальщик и гравёр-аквафортист. Представитель Дюссельдорфской художественной школы. Академик (1865), профессор (1873), руководитель пейзажной мастерской (1894—1895) Академии художеств.
Аркадий Александрович Пластов родился в 1893 году в художественно одаренной семье. Его дед был сельским архитектором, занимался иконописью. Свою любовь к искусству он передал сыну, а через него и внуку. Для последнего самым ярким воспоминанием юности был приезд в село артели иконописцев, приглашенных подновить росписи местной церкви, некогда изукрашенной отцом и дедом. С восхищением наблюдал юноша за таинственными приготовлениями богомазов, ставивших леса, растиравших краски, варивших олифу, а затем принявшихся чудодействовать разноцветными кистями в вышине у самого купола.