Салтыков. Семи царей слуга - [63]

— Почему?

— Говорит, не хочу ссорится с соседями. Миних его и так и сяк уламывал. Не помогло. Тогда повезли морем. А мортиры решили почтой отправить. Забили в ящики, погрузили на телеги и сказали на границе, что-де в них личный багаж герцога вейсенфельского.

— Выходит, почтой, — засмеялся Меншиков.

— Вот именно. Мортиры по почте получили. Сразу у нас веселее стало. А то ведь они нас обстреливают, а нам и отвечать нечем. Они и на вылазки горазды были, ну мы тут штыками загоняли их обратно.

— А французы помогали им?

— А как же. Подвозили морем провиант, а один раз и десант высадили тысячи в две. Но мы их прогнали назад на корабли, едва ли половина спаслась из них. Мне фельдмаршал и поручил с десантом управляться. За сие меня и к ордену Александра Невского представили.

— А как брали Данциг?

— К нам еще сикурс саксонский пришел. Миних послал Ламотту — французскому командиру ультиматум, что если не сдадут Вейхзельмюнде, то при штурме никакой капитуляции принимать не будем и все будут уничтожены без пощады. Дал им сроку на обдумывание три дня. И двенадцатого июня французы сдали Вейхзельмюнде, а это же данцигский порт. На следующий день капитулировало укрепление Мюнде, которое в основном защищали шведы. Тут уж данцигскому гарнизону ничего не оставалось делать, как тоже сдаться. И двадцать восьмого июня и Данциг сдался с обязательством быть верным Августу Третьему.

— А Станислав Лещинский?

— Он бежал, переодевшись в крестьянское платье. Миних, узнав об этом, предъявил городу штраф в миллион ефимков, если в течение четырех недель не представят беглеца.

— Представили?

— Где там. Он же удрал во Францию. Пришлось платить. Мало того, все издержки по осаде города они тоже нам оплатили.

— И много получилось?

— Тоже около миллиона. Мало того, — улыбнулся Салтыков, — Миних преподнес им штраф в тридцать тысяч за колокольный звон.

— То есть как это?

— Звонили во время осады, вдохновляли гарнизон. Эти штрафы приходы выплачивали.

— А пленных куда?

— Ну ясновельможные — Потоцкий, Чарторыйский и Понятовский отдались на милость победителя и ее величества. Миних заставил их присягнуть на Библии на верность Августу Третьему. А пленных французов отправили на кораблях в Кронштадт. Оттуда их перевели в лагерь под Копорье. И что делать с ними, никак не могли придумать. Многие сбегать стали. Сообщили Анне Иоанновне. Она тайно распорядилась, чтобы беглых не искали, не ловили, а которые мастеровые, тех в Петербург доставляли и к делу приставляли бы. Так постепенно лагерь пленных к зиме и рассосался. Кто сбежал, кого пристроили, а последних попросту выгнали под зад коленкой. Петр Первый, тот знал пленным применение, а вот для наследников они обузой оказались.

— А куда их Петр применял?

— В тяжелые работы, сваи бить, каналы копать. А кто мастеровой, тех к делу, а генералов так некоторых в армию определил на высокие должности. Например, Шлиппенбах через шесть лет после Полтавы стал русским генералом и к концу жизни дослужился до члена Верховного суда Российской империи. Петр Великий очень ценил специалистов. Очень. Да что я вам рассказываю, голубчик, ваш батюшка тому пример. Воевал весьма успешно, конфузий почти не знал. И очень ценим был государем.

— Да, да, да, очень, — усмехнулся Меншиков. — Проживи Петр еще лет пять, схлопотал бы мой родитель плаху.

— Зачем говорить о том, чего не случилось, голубчик. Да еще и об отце родном. Грех, братец, грех. Александр Данилович под Переволочной пленил шведов, в два раза превосходивших числом его войско. И при том не сделав ни одного выстрела. Это, голубчик, уметь надо.

— Но они уже были разгромлены пред тем под Полтавой, деморализованы.

— Разгромлены, но оружные же, стало быть, драться готовые. А раненый-то зверь индо опасней здорового. Перехитрил их здесь Александр Данилович, царство ему небесное, перехитрил. А в войне это иной раз важнее перевеса в силе.

Меншиков со свойственной молодости иронией покосился на старика.

— Вы тоже, Петр Семенович, думаете перехитрить Фридриха?

— Как доведется, голубчик, как доведется. Хитрость в сражении придумывается не загодя.

— Почему?

— Потому как сперва надо угадать, что мне противник уготовил, а сие лишь на поле проявляется, а уж потом свою хитринку супротив евоной придумывать. Своей надо перешибить ее, своей, вот тогда и явится виктория.

По прибытии в Познань Салтыков, поприветствовав Фермора, спросил:

— Небось догадываешься, Вилим Вилимович, с чем я пожаловал?

— Сорока на хвосте еще зимой принесла, Петр Семенович.

— Вот рескрипт ее величества, — сказал Салтыков, протягивая Фермеру пакет.

Тот распечатал его, вынул лист, развернул, прочел написанное там ровным, четким почерком: «Заблагорассудя нашего генерала, графа Солтыкова (Петра Семеновича) отправить к находящейся за границей ныне под командою вашею нашей армии, вам чрез сие о том дать знать восхотели с тем, что как помянутый граф Солтыков пред вами старшинство имеет, то натурально ему и главную команду над всею армиею принять надлежит, и потому вы имеете оную сдать ему. Но при том мы твердо уверены, что вы тем не меньше службу вашу продолжите, особливо же помянутому генералу графу Солтыкову все нужные объяснения подать, и в прочем во всем ему делом и советом вспомоществовать крайне стараться будете».