— Как оцепление в Воспитательном доме?
— Вполне надежное, владыка, мышь не пропустят.
— Возьми из оцепления пять или шесть солдат, ступай с ними к Варварским воротам и заберите жертвенный ящик у иконы Богородицы. Там, я думаю, с тыщу уж надарствовали. Все на Воспитательный дом и употребим.
— Но как народ, святый отче? Деньги-то те Богородицыны.
— А мы что? На гульбу их берем?
— Да нет, но…
— Богородица возрадуется, узнав, куда мы их употребим. А если ящик оставить, того гляди, фабричные покрадут, а то и крестцовые иереи лапы запустят. Их ныне там что мух у меда. Ступай, сын мой. Пред тем как взять ящик, опечатай его консисторской печатью, чтоб ни у кого соблазна не возникло. Тут, в консистории, при всем клире[88], мы его и вскроем и все до копейки пустим на богоугодное дело — спасение детей. Для того и вели попам праздным, мутящим народ у иконы, прибыть завтра сюда, в консисторию, при них мы и отворим жертвенный ящик.
— Хорошо, владыка.
— Ступай, сын мой, с богом.
Внезапно загудевший набат встревожил обер-полицмейстера Бахметева.
— Узнай-ка, что там! — крикнул рассыльному.
Тот скоро обернулся:
— У Варварских ворот драка, ваше превосходительство, кто-то, сказывают, покусился на пожертвования у Богородицы. Народ туда бежит…
— Остается дежурный по управе, — скомандовал Бахметев. — Все остальные со мной!
«Остальных» набралось всего пять человек. Они побежали во двор, где у коновязи стояли подседланные кони.
— Не забудьте подпруги! — крикнул Бахметев, подтягивая их у своего коня.
Ходкой рысью они скакали по улицам к Варварским воротам. Колокола продолжали трезвонить. На улицах везде видели людей, бегущих с дубинами и дрекольем туда же.
Увидев подростка, бегущего с палкой, Бахметев крикнул ему властно:
— Стой, сукин сын!
Тот остановился, Бахметев, подъехав, спросил:
— Куда бежишь?
— Велено к Варварским воротам.
— Кем велено?
— Хозяином моим.
— Кто твой хозяин?
— Купец Калашников. Он сказал, что-де, как ударят в набат, надо с дубинкой бежать за народом.
— Твой хозяин сам дубина. Сей же час отправляйся домой, не то я велю всыпать тебе плетей.
— Но он же будет ругаться, — захныкал мальчишка.
— Скажешь, обер-полицмейстер приказал. — Бахметев обернулся, приказал: — Тихон, забери у него палку!
Полицейский подъехал, наклонился, выхватил у мальчишки палку, переломил ее и зашвырнул за ближайший забор.
— Тикай домой, дурень. Ну! — и шевельнул многообещающе плеткой.
У Варварских ворот, словно огромный зверь, клубилась, разбухала зловещая толпа, размахивавшая сотнями дубинок и рогатин. И все это под несмолкаемый ор и набат.
Обер-полицмейстер перетрусил, он понял, что здесь нахрапом, как только что с мальчишкой, не возьмешь. Но виду не стал показывать. Крикнул почти миролюбиво:
— В чем дело, православные?
— Богородицу грабить пришли! — ответило сразу несколько человек.
Бахметев сообразил, куда клонить надо, дабы не настроить против себя толпу, крикнул:
— Кто ж это посмел? У кого это две головы?
— Амвросиевский подьячий с солдатами.
— Ах негодяи! Я должен взять их за караул и представить суду. Дайте дорогу!
— Правильно! — закричало несколько человек. — Судить надо!
— Судить! Судить! — понеслось со всех сторон.
— Дайте дорогу его превосходительству.
— Дорогу, дорогу…
Бахметев проехал по живому коридору к иконе, где у жертвенного ящика стояли два испуганных солдата. Тут же суетилось несколько крестцовых попов, среди них и Севка.
— Что случилось? — спросил Бахметев.
— Да пришли, по-понимаешь, — начал, заикаясь, солдат. — А нам не велено, никого…
— Кем не велено?
— Секунд-майором н-нашим.
И тут не вытерпел поп Севка:
— Ваше-ство, Амвросий прислал грабить Богородицу… Здесь народ кровные сбирал по копейке, по полушке, а он, позабыв страх Божий, решил присвоить Богово. И это архиепископ? Корыстолюбец он — не владыка!
— Корыстолюбец! — заорали в толпе.
— Не владыка-а-а! — вторили другие.
Бахметев поднял руку, прося тишины. Однако многотысячную гудящую толпу утишить было не просто. Но ближние горлопаны притихли.
И Бахметев громко спросил:
— Где они? Которые пришли за богородицкой казной?
— Вот они, злыдни.
Из толпы вытолкнули избитого подьячего. Лицо у Смирнова почернело от синяков, левый глаз совсем сокрылся за раздутой щекой и надбровьем. Платье на нем было изодрано. Не лучше выглядели и его солдаты. «Господи, — подумал Бахметев, — этому стаду ничего не стоит вот так измесить и нас». Но вслух сказал громко:
— Арестовать негодяев.
Толпа загудела одобрительно: «Правильно-о-о!».
Подьячего и его спутников повязали и погнали через коридор, вновь образовавшийся в толпе. До них кто-то пытался дотянуться дубинками: «У-у злыдни!» Но уже осмелевший Бахметев покрикивал:
— Не трогать! Их накажут по закону!
Когда достаточно отъехали от Варварских ворот и свернули в переулок, Бахметев приказал остановиться:
— Тихон, я поеду к Еропкину на Остоженку, а ты отведи их в управу, развяжи. А вам, — обратился к арестованным, — лучше у нас пересидеть.
— А что, нас впрямь судить будут? — спросил один из солдат.
— С чего ты взял?
— Но вы ж…
— Дурачок. Вас надо было выручать и самому под дубины не угодить. А кстати, где ваши ружья?
